Тень - стр. 18
Он тщательно готовил город к предстоящему сражению. Все здания московские были заклеены его воззваниями. И в свете, и среди простых горожан бесконечно повторялись и передавались решительные призывы Федора Васильевича «отстоять святую Москву». Венцом всех трудов градоначальника стало общее собрание ополченцев, назначенное на 31 августа. Афишкой, призывающей москвичей на Поклонную гору, Федор Васильевич особенно гордился: «Я буду с вами, и вместе истребим злодея. Слава в вышних, кто не отстанет! Вечная память, кто жертвой ляжет! Горе на страшном суде, кто отговариваться станет!»
И вот именно этим злосчастным утром 31 августа явился к Федору Васильевичу его ближайший друг и соратник – Адам Фомич Брокер, полицмейстер Москвы. Адам Фомич долго мялся, не решаясь произнести вслух новость, с которой он пришел к своему старому другу. Генерал Кутузов изволил передать генерал-губернатору, что битва отменяется: русская армия пройдет сквозь Москву и отдаст город неприятелю.
Ростопчин с горечью вспоминал: он был потрясен и раздавлен. Мало того что фельдмаршал решил без боя сдать противнику столицу, он выставил самого Ростопчина полным идиотом! Зная планы главнокомандующего, Ростопчин более не мог ехать на сбор народного ополчения. Что он скажет им? Идите домой и ждите Наполеона? Целый день тысячи москвичей ждали своего предводителя на Поклонной горе, но он так и не явился. Вечером же разъяренная толпа сама пришла к губернаторскому дому на Лубянке. О том, что случилось после, Ростопчин предпочитал не вспоминать. За одним унижением последовало и второе: фельдмаршал не позвал Ростопчина на военный совет, на котором решалось будущее вверенного ему города.
В который раз Федор Васильевич попытался понять, чем же он мог прогневить Кутузова? Чем он заслужил такое с собой оскорбительное обращение? Но ответа не находилось. Дружеское и теплое отношение полководца, хорошо видное в переписке, несколько недель назад резко изменилось и стало холодным, даже покровительственным. Федор Васильевич сначала не придал этому особого значения, в конце концов мысли главнокомандующего наверняка тогда были заняты более важными вещами, нежели заботой о чувствах.
Но последние события вынудили генерал-губернатора наконец признать очевидное: Кутузов почему-то стал считать его не союзником и товарищем, а врагом и помехой в деле. Будучи человеком опытным и умудренным придворной жизнью, Федор Васильевич понимал, что впал в опалу. Непонятная ему ссора с фельдмаршалом была неприятным, но далеко не самым унизительным событием его жизни. Он еще слишком живо помнил унижения, снесенные им от императрицы Екатерины, называвшей его «сумасшедшим Федькой», и куда более серьезные наказания, которые, за близость к его убитому отцу, придумал для него молодой император Александр. Федор Васильевич облокотился о стол и подумал, что надо бы послать за вином. Эта мысль несколько согрела его, и он открыл было рот, чтобы кликнуть секретаря, но тут в дверь постучали.