Тень Гегемона. Театр теней (сборник) - стр. 74
Когда звоночек сообщил, что можно расстегнуть ремни, Петра встала и пошла в туалет. Там было тесновато, но по сравнению с коммерческими самолетами очень даже удобно. И были матерчатые полотенца и настоящее мыло.
Петра тщательно стерла мокрым полотенцем кровь и ошметки плоти с одежды. Сменить одежду пока не было возможности, но можно было хотя бы убрать видимую грязь. Когда Петра закончила вытираться, полотенце стало уже настолько мерзким, что она его бросила и взяла для лица и рук новое. Она скреблась изо всех сил, пока кожа не стала гореть, но соскребла все. И даже намылила волосы и вымыла их над крошечным умывальником – самое трудное было полоскать их, поливая по одной чашке зараз.
Все это время Петру не отпускала мысль, что последние минуты своей жизни психиатр слушал ее слова, насколько он глуп и насколько бесполезна работа всей его жизни. Пусть она была права, как доказала его смерть, но факт оставался фактом: каковы бы ни были его мотивы, он пытался спасти ее из рук Ахилла. Ради этого он отдал жизнь, как бы по-дурацки ни было спланировано все предприятие. Все остальные спасательные операции прошли гладко, хотя были наверняка спланированы так же плохо. Очень многое зависело от случайности, и каждый в чем-то был глуп. Петра была глупа в том, чтó говорила людям, имеющим над ней власть. Злила их. И продолжала это делать, понимая, что это глупо. А если делаешь глупость и знаешь, что это глупость, то тогда ты еще глупее.
Как он ее назвал? Неблагодарной девчонкой.
Очень верное определение.
Как она ни переживала его смерть, как ни ужаснуло ее то, что она видела, как ни страшно было оказаться снова во власти Ахилла, как ни одиноко ей было последние недели, Петра все равно не могла заплакать. Потому что глубже всех этих чувств лежало нечто более сильное. Ум продолжал искать способы дать кому-нибудь знать, где она. Однажды она это сделала и сможет сделать еще раз. Пусть ей плохо, пусть она самая презренная из людей, пусть она влипла в самые тяжелые детские переживания, но она не собирается подчиняться Ахиллу ни на миг больше, чем будет вынуждена.
Самолет внезапно вильнул, и Петру бросило на унитаз. Она упала на стенку – дальше было некуда, но не могла подняться, потому что самолет ушел в крутое пике, и несколько минут Петра хватала ртом воздух – уже не богатый кислородом воздух салона, а холодный разреженный наружный воздух, от которого закружилась голова.
«Корпус пробит. Нас сбили».
И вопреки неукротимой воле к жизни мелькнула мысль: хорошо для всех. Пусть погибнет Ахилл, и кто бы ни был еще в этом самолете, для человечества это будет великий день.