Темный инстинкт - стр. 45
Мещерский закрыл глаза: все так ясно, так отчетливо – вся картина так и стоит. Заворочался.
– Вадька, ты не спишь?
– Сплю. И ты спи. Время «Ч», – однако голос Кравченко был отнюдь не сонный.
– Я хотел тебе сказать…
– А я сплю, Серега. Говорить будем завтра, на свежую голову.
– Но я хочу сказать: ты веришь в то, что милиция говорит? Что Шипова убил тот псих. Они утверждают, что…
– Они ничего пока не утверждают. А я сплю.
– Ты не веришь!
– Без этого психа было бы легче дышать. Нам всем.
– Помнишь, что я тебе говорил про этот дом? Помнишь?
– Помню.
– Я так и знал, Вадька, подсознательно – знал. Я чувствовал. Понимаешь?
– Понимаю. Спи. Кстати, ты же недавно только говорил: «Откуда мне было знать?»
– Не цепляйся. Слышишь? Да слышишь ты меня или нет?!
– Ну что еще?
– У тебя выпить есть?
– В сумке фляжка. Возьми.
Мещерский встал, нашарил в темноте в багаже Кравченко плоскую металлическую фляжку, из которой герои в ковбойских фильмах потягивают скотч. А Кравченко в ней держал свой любимый армянский коньяк. Глотнул, поперхнулся, снова глотнул.
– Завтра я найду кассету, – заявил он решительно, – в этом доме обязательно должны быть кассеты или диски с ЕГО голосом.
– Зачем это тебе теперь?
– Я хочу, чтобы ты услышал, как он пел. Ты должен услышать.
– Ладно, послушаем. Ложись. Пробку смотри не позабудь завернуть!
Мещерский швырнул фляжку в сумку. Бухнулся в кровать. Зарылся лицом в подушку: «Зачем мы сюда только приехали? – Мысль скреблась, точно кошка о крышку молочного бидона. – Я сам все это затеял, сам. А теперь мне просто тошно, тошно, тошно!»
Глава 6
Без сопрано. Утро
– Надо ко всему отнестись философски, – глубокомысленно изрек Кравченко, когда утром собрались спускаться вниз в столовую. – Во-первых, рыпаться мы будем только в строго установленных рамках, а во-вторых…
– Рыпаться! Этот твой жаргон, – Мещерский скривился. – Интересно, кто эти рамки нам установит? Твой разлюбезный Сидоров, что ли?
– Боготворимая тобой хозяйка этого дома. Теперь все решать ей. И насчет наших действий тоже, а во-вторых, повторяю…
– Вы не спите? Нет? Простите, я шел по коридору, услышал ваши голоса. – В дверях стоял Григорий Зверев, успевший уже облачиться в свою претенциозно-молодежную «кожу». Однако на этот раз место рубашки занял траурный супермодный френч. Две его верхние застежки нарочито небрежно открывали загорелую грудь. Зверев жевал мятную резинку. Ею противно-свеже запахло в комнате.