Темное озеро - стр. 8
– Какими сплетнями нынче питаются в совете? – тем временем лукаво спросила Энди.
– О, даже не знаю. Я заступил на должность только в этом триместре. Хотя могу доложить, что все мы крайне заинтригованы нашим заезжим писателем.
– Ну, факультативный писательский курс всегда считался лучшим в Гленлейке. И кого же пригласили в этом году?
– Его зовут Уэйн Келли. Бывший редактор «Филадельфии инквайрер»[2]. Вообще-то он давно занимается журналистскими расследованиями и согласился вести журналистский семинар, надеясь в свободное время поработать над собственной книгой. Но мы рады, что у нас появился признанный журналист, способный дать всем отдохнуть от традиционных романистов, мемуаристов и редких поэтических дарований.
Никто, видимо, ничего не заметил, но Йен увидел, как напряглась Энди при упоминании «поэтических дарований». Ее улыбка осталась идеально вежливой, но взгляд слегка затуманился. Он вдруг осознал, что и его собственная улыбка не менее фальшива. Предваряющий выступление директора звон вилки по бокалу призвал собравшихся к тишине, и Йен, улучив момент, склонился к жене.
– Что случилось? – постаравшись изобразить самый невинный вид, прошептал он ей на ухо. – Ты выглядишь озабоченной.
– Ничуть, пустяки, – солгала Энди, чмокнув его в щеку.
Ознакомившись с сокращенной программой занятий Кэссиди, Йен и Энди посетили по очереди все учебные кабинеты и обменялись с дочерью одиннадцатью текстовыми сообщениями, договорившись о встрече в шесть сорок пять вечера.
Покинув акцию по сбору денег, они дожидались ее в разросшемся Коупленд-холле, где Кэссиди слушала лекцию о правилах подачи заявлений в колледжи, а им предстояло познакомиться с новыми преподавателями.
Вбежав в здание, она быстро пересекла вестибюль, обняла их – крепко, но формально – и плюхнулась рядом на скамью.
Йену показалось, что всего за один месяц дочь повзрослела на целый год. Его мысли устремились к будущим вехам: ее переезду в студенческое общежитие, окончанию колледжа, проводам к алтарю и надеждам на появление внуков…
– Любимое папино местечко в кампусе, – с усмешкой заявила вдруг Кэссиди, возвращая его в реальность. Она выразительно глянула на изваяние Огастеса на постаменте.
Их дочь всегда выражала недовольство статусом, предоставленным ей благодаря щедрости предков. Йен прекрасно помнил, в какое смятение привело шестилетнюю девочку осознание того, что у большинства школьников не имелось зданий, названных в честь их семейств. «Но это же нечестно!» – выпалила она тогда, надув губы.
– Я привез полироль и чистые тряпки, – подхватил Йен, – и ты сможешь отполировать пращура, как только мы уедем.