Темная волна. Лучшее - стр. 34
Перед тем, как захлопнуть пассажирскую дверь, молодой всё-таки обернулся, но глянул не на девушку у столба, а почему-то на Гура. Тот растерялся, задёргался, пошёл прочь.
Рука была липкой от потёкшего мороженого.
Размякший стаканчик он выбросил в урну за углом почтамта.
– Ладно, – согласился профессор Хасанов утром четырнадцатого дня эксперимента. – Открываем.
Солдаты повернулись к командиру. Приземистый энкавэдэшник сделал небрежный знак рукой: по моей команде.
– Как думаешь, живы? – шёпотом спросил Фабиш.
Гур пожал плечами. На лице Фабиша проснулось азартное выражение.
– Ставлю на то, что хоть один в коме.
– Ты нормальный? – Гур слабо толкнул коллегу локтем.
На них покосился командир, между большим рыхлым носом и козырьком фуражки прятались цепкие красные глаза. Военный медленно вытер ладонь о гимнастёрку, как бы невзначай коснулся кобуры, затем повернулся к залепленному бумагой окну и, навалившись на стол, отчеканил в микрофон:
– Внимание. Через минуту дверь будет открыта, в камеру зайдут специалисты для проверки микрофонов. Внимание. Отойдите к дальней от двери стене и лягте на пол между кроватями. Те, кто не подчинится, будут застрелены. Одного из тех, кто пойдёт на сотрудничество, мы освободим.
Командир отпустил кнопку, и в «приёмном покое» воцарилась вязкая тишина. Учёные и военные пялились в слепое окно Храма Бессонницы, будто на серый занавес, который вот-вот разойдётся.
Динамик ожил ровно на четыре секунды.
Им ответили.
– Что… что он сказал? – залепетал Фабиш.
Ты прекрасно слышал, что он сказал, подумал Гур, и уже не забудешь ни этого глубокого, абсолютно пустого голоса, ни самих слов. Не забудешь никогда, как и я.
У Гура перехватило дыхание. По коже продрал мороз.
Смысл услышанного прятался за тенью рассудка, в опасной близости от безумного осознания, и был лишь один способ постичь услышанное – продавить лицо сквозь острые прутья и осмотреться слепыми рубцами, вращающимися в кровоточащих глазницах.
Всего четыре слова, от которых теперь придётся воротить внутренний взгляд, как от разлагающегося трупа. Если получится…
У Гура, здесь и сейчас, не получилось.
– Нам нужна другая свобода, – вот что ответил динамик.
И ещё раз, и ещё – уже в голове доктора.
Камера молчала. Вопросы оставались без ответов.
После часового совещания, под властный аккомпанемент хромовых ботинок (энкавэдэшник мерял шагами помещение), решили открыть камеру завтра, предварительно выведя из неё газ-стимулятор.
Не вытирая сапог, оперативники прошли в комнату Любы. За ними семенил понятой, пришибленный ночной побудкой сосед. Пожилой еврей загнанно пялился в пол. Гур безуспешно пытался поймать его взгляд. Спросить чекистов, которые уже рылись в комнате сестры, он не решался. Стоял в коридоре, хлопая глазами и ртом.