Темная половина - стр. 54
Я уверен, что полицейские действовали строго в рамках закона, согласно присяге (если они еще принимают присягу; хотя, думается, принимают). И все-таки у меня было – и не прошло до сих пор – ощущение, что мне угрожает опасность быть затянутым в безликую бюрократическую машину, и она, эта машина… не люди, а механизм… будет крутиться без устали, выполняя свою работу, пока не перемелет меня окончательно. Потому что работа машин – перемалывать людей в фарш. И мои крики никак не ускорят и не замедлят процесс перемола.
Лиз заметно нервничала, когда поднялась ко мне в кабинет и сказала, что пришли полицейские. Они хотят меня видеть, но не говорят зачем. Она сказала, что среди них был Алан Пэнгборн, шериф округа Касл. Кажется, я его пару раз видел, но запомнил его лицо только по фотографиям, время от времени появлявшимся в «Вестнике Касл-Рока».
Мне стало любопытно. Я даже обрадовался, что у меня появился повод оторваться от пишущей машинки, где мои персонажи уже неделю упорно ведут себя совершенно не так, как хочется мне. Если у меня и были какие-то мысли, в чем тут может быть дело, я думал, что это связано с Фредериком Клоусоном или с какими-то нежелательными последствиями той статьи в «Пипл». Так оно и оказалось, хотя не в том смысле, в каком думал я.
Не знаю, удастся ли мне правильно передать настроение этой встречи. Не знаю даже, имеет ли это значение. Просто мне кажется важным попробовать. Они стояли в прихожей, у подножия лестницы, трое крупных мужчин (полицейских не зря называют «быками»), роняющих на ковер капли воды.
– Тадеус Бомонт? – осведомился один из них – это был шериф Пэнгборн, – и вот тогда-то и начало происходить то изменение эмоционального фона, которое я хочу описать (или хотя бы обозначить). Любопытство и радость короткого отдыха от пишущей машинки еще оставались, но теперь к ним прибавилось замешательство. И чуть-чуть беспокойства. Полное имя, но без «мистера». Как будто судья обращается к обвиняемому, готовясь зачитать приговор.
– Да, верно, – ответил я. – А вы – шериф Пэнгборн. Я знаю, потому что у нас есть дом в Касл-Роке. – Я протянул ему руку для рукопожатия. Жест, доведенный до автоматизма у всякого хорошо воспитанного американца.
Он взглянул на мою руку, и у него сделалось такое лицо… как будто он открыл холодильник и обнаружил, что рыба, купленная на ужин, протухла.
– Я не пожму вам руку, – сказал он, – так что лучше убрать ее сразу и не ставить нас обоих в неловкое положение.
Странно, что он так сказал. Это была откровенная грубость, но меня больше встревожило,