Тёмная история. Чело-вечность - стр. 6
Мы беседовали уже не впервой. О разном. Но сегодня.. немного подумав, я решил начать с самого начала. Начала всех начал. Почему бы и нет? Пожалуй, осилю. Для людей-то это всё ещё великая загадка. Пища для ума, топливо для разжигания розни. А вот мы давно её разгадали. Может, зря: разоблачённое чудо становится рутиной. Всё, что нам оставалось теперь – так это проработать детали – и весь мир запросто уместился бы на ладони Его. Его, многокрылого и всевидящего.
«..Сомнения – пасынки чувств. Страх – неотступный ваш спутник. Усомнившись, вы теряете волю. А ведь Волей созидаются миры. Пожалуй, вы тоже так могли бы: всякое большое дерево начинается с маленького ростка. Да, не все ростки приживаются, не каждый приносит плод. Тем не менее. То, что вы зовёте, ну, к примеру, Богом – есть воплощение Воли в действии, её дыхание. Вдох. И из небытия на свет является творящая длань божья: Всеотец, Демиург, первичная сингулярность – как угодно. Как ни назови. Разве ж это важно?»
Да уж, не важно, ну конечно. Тут я дал маху. Не из-за них ли, этих вот самых «неважных» наименований, здесь, на Земле, было пролито столько крови? А сколько прольётся ещё? Исчислять её наперёд, литрами ли, галлонами, какой иной мерой мне не хотелось. Потому я невозмутимо продолжил: «Изначально Воля лишена формы и очертания. Она не имеет ни границ, ни определений, которыми можно было бы доподлинно её описать. Однако, подобно светилу, что озаряет обращающиеся вкруг него небесные тела, так и дыхание Воли осеняет мир материи, высвечивая контуры сокрытых во тьме предметов. Лучи, перекрещивающиеся на светочувствительной плёнке хаоса. Вот они-то и создают многослойную голограмму. Всё, что мы видим. Всё вообще».
Про себя же я усмехнулся. Как ему только достаёт терпения меня слушать? Дискурс на уровне «Эйдосов» Платона. Однако ж Платон поболее моего преуспел в толкованиях. Вот, разве что, античный философ домысливал и предполагал, а я знал, но объяснять мне доселе не приходилось. Ну с этим я худо-бедно освоился. А кроме того, мне до странного нравилось, что меня слушают. За такую-то чуткость я был готов выболтать как на духу все без исключения тайны мирозданья – ей богу, не жалко. На что они мне теперь, в самом деле? Вот уж нужны сто лет! Только тайн-то хватало с лихвой, целый кузовок за плечами, знай себе таскай.. а жизнь людская до обидного коротка. Ну что уж успеется.
Веди я задушевные беседы с учёным, то избрал бы, конечно, другие термины и подходы, но я-то говорил с магом. И со специализацией собеседника приходилось считаться. Суть-то всё одно не менялась. Что так, что эдак я описал бы ровно всё то же самое: та же шестёрка, только девятка. Увы, слова завсегда вводили род людской в заблуждения и соблазны. Порой даже брошенные случайно, они меняли мир: в разные уста одно и тоже слово вложишь, и сыграет оно по-разному. Скажет то дурак или мудрец. Правитель или полководец. Непросто тут придётся, чуялось мне, так как слова для меня были в новинку.