Темна вода во облацех. Научно-фантастический роман - стр. 11
Не заморачиваясь, он просто-напросто разбил в большую чашку три сырых яйца, взбил, круто посолил и залпом выпил. Но кофе варил не торопясь, по всем правилам и канонам, и в конце процесса от густого аромата даже чуть сильнее забилось сердце и заторопились руки.
Пить кофе он решил в гостиной, поскольку при обходе приметил на журнальном столике у дивана большую хрустальную пепельницу. А где пепельница, там, логично рассуждая, может оказаться курево.
Несколько пачек «Кента» дожидались в уголочке бара, рядом нашлась и зажигалка.
Первый глоток кофе, первая затяжка…
Еще раньше, в прихожей, Баринов разулся и снял носки, он всегда дома предпочитал ходить босиком. И сейчас, откинувшись на мягкую спинку дивана и положив ноги на журнальный столик, он вознаграждал себя за последние двое-трое суток вынужденного воздержания: глоток обжигающего кофе – затяжка хорошей сигареты, глоток кофе – затяжка сигареты, глоток – затяжка…
«Хорошо, черт!.. Все для блага человека, все ради человека, все во имя человека – и я знаю этого человека!»
Исследовать досконально новое место заключения Баринов не собирался, это можно будет сделать в процессе. То, что увяз он изрядно, сомневаться не приходилось: в такой комфорт «пленников на час» не помещают. И специально отслеживать прослушку тоже не стал. Чай, не бокс изолятора, где все на виду, здесь замаскировать микрофоны – раз плюнуть даже неспециалисту. А без внимания его, разумеется, не оставят… Значит, нужно всегда об этом помнить. Здесь, в коттедже, а также в других местах.
Веки отяжелели, глаза сами собой начали закрываться. Зона торможения в коре головного мозга возникла уже без всяких воздействий извне, естественным образом, и принялась распространяться вширь и вглубь…
Баринов проверил еще раз, погашена ли сигарета, и с наслаждением растянулся на диване, погружаясь в нормальный, закономерный в этой обстановке сон.
А приснился ему, как ни странно, Банник. Он стоял перед ним с неизменной полупрезрительной ухмылкой на лице, и что-то говорил, а вот что, Баринов не мог разобрать. Ярость и бешенство ударили в голову, и он ударил сам: тяжестью корпуса, прямым правой, по всем правилам – в эту ненавистную ухмылку. А попал – будто в вату…
Он открыл глаза и в первую секунду оторопел: в придвинутом кресле, через журнальный столик, сидел, прямо держа спину, Банник собственной персоной. И улыбался очень незнакомо, как-то минорно и почти сочувствующе.
Баринов даже затряс головой, стараясь выскочить из этого дурацкого сна, хотя прекрасно отдавал себе отчет, что уже не сон, не наваждение, а самая натуральная явь.