Тело черное, белое, красное - стр. 26

– Не понравилось мое платье? – она, пряча улыбку, наивно распахнула глаза.

– Правду хотите знать? – Керенский изобразил сомнения на лице.

– Конечно, правду, Александр Федорович! – воскликнула Ирина. – Сами же давеча сказали, что правду говорить легко.

– Ну, что ж делать, – он изобразил сомнение и смущение на лице, – хоть и тяжело, но придется соврать, – сделал паузу, глядя смеющимися глазами, – не понравилось совсем.

Они рассмеялись.

– А я вот, Александр Федорович, все думаю, – Ирина глянула серьезно, – может, то, что происходит за окном и здесь, – обвела взглядом гостиную, – пир во время чумы? Помните? «Нам не страшна могилы тьма…?»

Керенский нахмурился и покачал головой, а потом снова поднял руку с бокалом:

– Ваше здоровье, Ирина Сергеевна! – уклонился от разговора о политике. – Смотрю на вас и жалею, что уж стар и сед. Будь я помоложе, украл бы вас, честное слово! Увез бы на другой конец света. Право, говорю от чистого сердца! Кстати, – он посмотрел по сторонам, – где-то… здесь… ах, вот… – махнул рукой стоящему неподалеку бледному русоволосому мужчине лет тридцати с аккуратной бородкой, взгляд которого Ирина уже несколько раз ловила на себе. – Николай Сергеевич! Подойдите!

Мужчина, который будто ждал приглашения, чуть прихрамывая, приблизился к ним

– Хочу вас, Николай Сергеевич, представить самой очаровательной и тонкой, – Керенский на секунду задумался, подбирая слова, – юной леди – дочери известного вам Сергея Ильича Яковлева.

– Николай Ракелов, – по-военному четко и коротко представился мужчина.

– Хотя сразу дружески посоветую держать с ней ухо востро – не ровен час – на язычок попадете, – продолжил Керенский.

– Ирина, – она протянула руку, к недовольству своему почувствовав, что краснеет.

– На самом деле, – Керенский повернулся к Ракелову, – скажу вам по секрету, домашнее имя этой милой барышни – Ирэн. А вас, Николай Сергеевич, как дома обычно звали?

– Ники, – чуть смутившись, ответил Ракелов.

– Так вот, Ирэн, рекомендую вам Ники, моего помощника и доброго знакомого. В детстве Николай Сергеевич, насколько мне известно, был отчаянный драчун и любитель полазить по деревьям. В результате одного из неудачных приземлений он и приобрел прямо-таки байроновскую походку.

– Александр Федорович, – смущенно протянул Ракелов, – право, будет вам из меня романтического героя делать. К поэзии, несомненно, я неравнодушен, но сам стихов не пишу. – Бог таланта не дал.

– Ну, насчет талантов вам грех на Бога обижаться, а барышням тонким, – Керенский с хитринкой посмотрел на Ирину, – как известно, романтики нравятся. Так что, Ирина Сергеевна, прошу Николая Сергеевича любить и жаловать.