Тебе, мой сын. Роман-завещание - стр. 48

На северо-западной стороне города, у подножия нависшей над долиной примечательной плосковерхой скалы высился великолепный дом губернатора с белыми колоннами парадного подъезда. Рядом располагались здания казарм. От дома губернатора вниз, через центр города до южных казарм, пролегала главная улица – Аргутинская. В середине её высился величественный собор, звонкие колокола которого каждое воскресенье призывали христиан на молебен.

Выше, по пути к южным казармам, рядом с башнями старой крепости, среди городского бульвара, стояла армянская церковь.

Мусульманская мечеть со стрельчатым минаретом находилась на восточной окраине Шуры, рядом с базаром, в конце улицы Еврейской, где находился дом моего отца. В центре базара стояло огромное одноэтажное здание пассажа с открытыми торговыми рядами, огороженными всего лишь натянутыми верёвками.

Местные купцы и торговцы с утра до вечера, разложив товары, попивали чай, приносимый разносчиками из ближайшей чайханы. Отлучаясь по делам, каждый хозяин-продавец натягивал верёвочку у входа, а торговцы справа и слева присматривали за товарами отлучившегося, хотя особой надобности в том не было, поскольку не воровали. Два первых вора появились уже при советской власти. Это были заезжие молодцы, промышлявшие среди нэпманов. Их быстро поймали с поличным торговцы пассажа и забили до полусмерти. Милиционерам с трудом удалось спасти воров от самосуда и в бессознательном состоянии доставить в городскую больницу.

Во всём городе было только два алкоголика. Один, по фамилии Писарчук, приличный человек, хороший семьянин, маляр-штукатур. Напившись, он ругал советскую власть на чём свет стоит. Люди говорили, что запил он с горя, когда красные расстреляли его младшего брата, белого офицера. Жители города не осуждали его.

А вот второго – кумыка Карахана – горожане презирали. Помню, как однажды, идя в мастерскую к дяде, я увидела огромную толпу посреди улицы. Конечно, я тут же втиснулась в передний ряд и оцепенела от ужаса. На земле лежал Карахан – небольшого росточка, смуглый, большеголовый, с короткой шеей. Верхом на его спине восседал здоровенный детина и, поднимая за уши голову несчастного, бил о мостовую. Лицо Карахана превратилось в сплошное кровавое месиво. А люди, падкие до таких зрелищ, с любопытством взирали на это злодеяние. Дрожа всем телом, я взмолилась:

– Дяденька, заступись, убери этого злого человека.

Дяденька посмотрел на меня сверху вниз с ухмылкой и, указывая на Карахана, сказал:

– Таких не только бить, убивать надо. Это не мусульманин и не человек. Он хуже свиньи. Он позорит свой род.