Тебе больше не нужно бежать - стр. 14

Став старше и смелее, я попробовала начать защищаться. У меня не было цели причинить маме боль, я хотела показать ей КАК больно МНЕ. А может, таким образом, она тоже хотела показать мне свою боль? Но я и так это знала, я же «Не по годам мудрая» (тут можно нервно хи-хи-кнуть). Факт остаётся фактом – чем больше я сопротивлялась ей, тем больнее она била. Вот они, последствия неконтролируемых вспышек агрессии. Но что самое обидное во всём этом, так это то, что моя мама этого не помнит. Либо помнит свою, искаженную, правду. «Приятный» бонус её заболевания.

Я бы тоже хотела не помнить. Но, увы.

Ещё одним малоприятным фактом было то, что вскоре после аварии она перестала работать = у нас почти не было средств к существованию. И вот здесь напрашивается вполне логичный вопрос – на что она кормила себя и своего ребёнка? Мы жили с ней на алименты, которые платила моя бабушка по линии отца. Я не оговорилась, алименты платил не папа, а бабушка. Почему так? На этот вопрос я до сих пор так и не получила внятного ответа, но скорее всего, просто «кто-то» безответственный. В те года это было четыре тысячи рублей, их хватало ровно на то, чтобы купить немного еды и несколько пачек сигарет. О том, чтобы оплачивать коммунальные услуги, покупать одежду и баловать себя прочими прелестями жизни, не было и речи. Почему человек не может выйти на работу, даже тогда, когда это жизненно необходимо? Причин может быть бесконечное множество, но основная – страх. А какой именно, надо разбираться индивидуально.

Мама почти перестала для меня готовить. Болезнь попросту отобрала у неё все базовые материнские инстинкты. Поэтому кушала я, в основном, у друзей и соседей. Под нами, на втором этаже жил мой лучший друг Максим, и я никогда не забуду, как однажды встретила его маму спустя много лет. Она с улыбкой рассказала, как я часто приходила к ним в гости и спрашивала нет ли у них какой-нибудь еды. Её эти воспоминания умиляли, ведь она искренне считала, что я вела себя так, потому что была всепоглощающей обжорой. А во мне её слова пробудили и стыд, и ужас одновременно. Стыд – за то, что моё детство, отчасти, было и таким тоже. Ужас – потому что никто из окружающих не видел, что происходит в нашей семье. Или не хотел этого замечать. Ровным счётом, как мы все делаем вид, что за чужими закрытыми дверьми ничего не происходит.

Немного поделюсь с вами страшной статистикой, от которой в ужасе даже сами правозащитники: 70% женщин погибает от рук собственных мужей или сожителей; 300 миллионов детей в возрасте от двух до четырёх лет страдают от насильственных методов воспитания; каждый год от 13 до 14 тысяч человек подвергается сексуальному насилию; около одного миллиарда человек мучаются от психических заболеваний. Только представьте себе эти цифры…