Те, кто уходит и те, кто остается - стр. 16

По дороге я вела себя невыносимо. Жаловалась, что мне не нравится Флоренция, хотя это было не так. Жаловалась, что не желаю больше писать и мечтаю преподавать, хотя это было не так. Жаловалась, что устала и хочу спать, хотя это было не так. Мало того: когда Пьетро ни с того ни с сего заявил, что ему пора познакомиться с моими родителями, я воскликнула: «Ты с ума сошел! Даже не думай! Ты им не понравишься, а они не понравятся тебе». После этого он испуганно спросил меня: «Ты что, больше не хочешь за меня замуж?»

Я чуть не ответила: «Нет, не хочу», – но вовремя сдержалась, зная, что и это не так. «Прости, – сказала я тихо, – я просто расстроена. Конечно же, я хочу за тебя замуж». Я взяла его за руку, сплела его пальцы со своими. Он был умный, невероятно образованный и хороший человек. Я любила его и не хотела причинить ему боль. Тем не менее в тот момент, когда я держала его за руку, когда утверждала, что хочу за него замуж, я ясно сознавала, что, не появись он в ресторане, я сделала бы все, чтобы заполучить Нино.

Мне было трудно признаться себе в этом. По отношению к Пьетро я поступала ужасно, он этого не заслужил… И все же я сделала бы это, и, возможно, даже не мучилась бы угрызениями совести. Я нашла бы способ заманить Нино к себе – я слишком давно и хорошо его знала, еще с начальной школы и лицея, с Искьи и пьяцца Мартири. Меня не остановили бы даже его колкие слова о Лиле. Я сделала бы это, а Пьетро ни в чем не призналась бы. Возможно, много лет спустя, на старости лет, я рассказала бы об этом Лиле – когда, как мне думалось, эта история уже ничего не будет значить ни для нее, ни для меня, когда время, как обычно, все расставит по своим местам. Наша история с Нино продлилась бы всего одну ночь, а наутро он покинул бы меня. Хоть я и знала его всю жизнь, но понимала: я его придумала. Он был плодом моих детских фантазий, не имевших ничего общего с реальностью, тем более – с моим будущим. Пьетро, напротив, составлял часть моего настоящего, он был осязаем и конкретен, как межевой камень. Он устанавливал границу совершенно новых для меня земель – земель благоразумия, жизни по правилам, принятым в его семье и наполняющим смыслом все существование. Здесь властвовали высокие идеалы, культ репутации, принципы. Ничего на территории Айрота не происходило просто так. Брак, например, был вкладом в борьбу за светское общество. Родители Пьетро состояли только в светском браке, и Пьетро (вопреки, а может, благодаря глубочайшим познаниям в религиозной культуре) ни в коем случае не согласился бы венчаться в церкви и предпочел бы отказаться от меня. То же касалось крестин. Пьетро был некрещеный, Мариароза – тоже, потому и наши будущие дети не должны проходить обряд крещения. И так во всем: казалось, им управляет некая высшая сила, пусть не божественного, а семейного происхождения, и эта сила внушает ему абсолютную уверенность в том, что он всегда на стороне правды и справедливости. Что касается секса, то тут я пребывала в полном неведении, а он был предельно сдержан. Он достаточно знал о моих отношениях с Франко Мари, чтобы понимать, что я не девственница, но ни разу не позволил себе ни одного грязного намека, обвинения, колкости или смешка. Я полагала, что до меня у него никого не было: я не представляла его себе с проституткой и даже в мыслях не допускала, чтобы он обсуждал девушек с другими парнями. Он терпеть не мог сальные шуточки, ненавидел пустую болтовню, восторженные ахи и охи, вечеринки, любую бессмысленную трату времени. Имея очень приличное состояние, он – в отличие от родителей и сестры – вел жизнь скорее аскетическую. При этом обладал обостренным чувством долга: никогда не отступил бы от взятых передо мной обязательств, никогда меня не предал бы.