Те, кого любят боги, умирают молодыми - стр. 12
– Хорошо, но позже, с собой их у меня нет.
Наташа согласилась и забежала в какой-то дом. Тут же там загорелись огни, послышались смех и крики. А я испытал облегчение, что она ушла. Едва она исчезла, улица вспыхнула фонарями, появились машины и люди, и мне полегчало. Вдруг из дома, где исчезла моя подружка, раздался крик:
– Наташа! Наташа! – и тотчас фонари погасли, и всё окутало мраком.
Ужас сковал меня. Я сразу понял, что означает “Наташа”. Шайтана. Я проснулся и закричал прямо на бьющее в лицо солнце.
Первый поцелуй
– Что с тобой? – спросил Никита. Он лежал на соседней кровати, как всегда, закинув ногу на ногу и подложив одну руку под голову, а другой небрежно держа сигарету. – Хочешь чаю?
Отказавшись от чая и умывшись, я направился к Наташе, твёрдо пообещав себе больше не пить и наконец повзрослеть. Я не понимал своего брата. Будь его воля, так мы и сидели бы всю жизнь под сенью берёзы в три моих обхвата и пили чай, пока не стали бы облаками и не пролились бы где-нибудь над ночным городом прекрасным пахучим дождём. Но я намеревался что-то делать со своей жизнью, руководить ею и поэтому шёл теперь к Наташе, а не ждал – вдруг она сама придёт. Я думал предложить ей руку и сердце.
Я встал у её забора и неуверенно так крикнул, сорвавшись от смущения на хрип: “Натааааша!” Что-что зашумело в кустах, рванулось, как кабан в индейских джунглях, и бросилось на забор с другой стороны. Это был Цербер – я увидел его пасть в пене, клыки и безумные глаза, жаждущие моего мяса.
– Ах ты, проказник, – сбежала со ступенек крыльца Наташа и улыбнулась мне, – ах, проказник, проказник.
Говорила она это собаке, но обращалась почему-то ко мне, глядя на меня уж как-то совсем странно, как будто собиралась изнасиловать. Я встряхнул головой, чтобы прогнать наваждение. Всё-таки я был большим романтиком и мечтал о любви – в самом возвышенном и чистом смысле.
– Проказница, – вдруг похотливо пробормотал я, глядя на неё её же способом.
Она взяла меня под руку и повлекла по коричневым земляным дорогам, окаймлённым буйной травой, в берёзовую рощу, мимо видавших наши детские тела канав, деревянных заборов с мистическими надписями, жасминов и сирени, старых ив и тоскующих сосен. Здесь прошло наше детство, сказка, обернувшаяся пустотой, как сказал однажды Никита. В ней вся боль, печаль и красота.
Я попытался поделиться с Наташей этими моими переживаниями и смутными ощущениями. Она убрала свою руку и помрачнела.
– Какой ты инфантильный. И сентиментальный. Тьфу. Непонятные сопли.
Чтобы исправить положение, я тут же рассмеялся по-идиотски и стал рассказывать что-то смешное.