Тайный дворец. Роман о Големе и Джинне - стр. 51
Анна в изумлении вскинула на нее глаза, потом сокрушенно покачала головой:
– Нет, в твоем присутствии просто нельзя лишний раз ни о чем подумать! Не надо пытаться меня облагодетельствовать, Хава. Льда было вполне достаточно.
– Прошу тебя, Анна. У меня свободнее с деньгами, чем у тебя, и если это его порадует…
– Ладно, ладно, раз уж ты так настаиваешь. Но только, чур, в последний раз. Я не хочу, чтобы он считал, что я могу по щелчку пальцев раздобыть все, что ему приспичит. Так что никаких больше сюрпризов, пожалуйста.
– Никаких сюрпризов, – согласилась Голем, чувствуя себя немного лучше.
– Пойду я уже, пожалуй, а то мне еще ужин готовить, – сказала Анна. – Через месяц?
– Через месяц.
На детской площадке Тоби, висевший на перекладине вверх тормашками, перекувырнулся и захихикал, чувствуя, как щекотно отливает от головы кровь. Потом принялся оглядываться по сторонам в поисках матери, пока не увидел ее на дорожке, в шляпке с выгоревшими матерчатыми розами, рядом с высокой леди, которую он знал как просто миссус Хаву.
Миссус Хава была в жизни маленького Тоби фигурой крайне загадочной. Мама рассказывала ему, что раньше они вместе работали в пекарне Радзинов, но это было само по себе странно, потому что его мама работала в прачечной, а не в пекарне, и все ее немногочисленные подруги тоже, как и она сама, были прачками – женщины c жесткими от крахмала волосами, не способные рассмеяться без того, чтобы тут же не закашляться. К тому же они виделись с миссус Хавой только в Сьюард-парке, где две женщины с серьезным видом ходили кругами вокруг площадки, склонив друг к другу головы, точно два раввина. Если Тоби пытался подслушать, о чем они говорят, мама неизменно отправляла его побегать и поиграть, и в ее обыкновенно веселом голосе звенела сталь. Точно таким же тоном она разговаривала с ним всякий раз, когда он приходил к ней с вопросами о своем отсутствующем отце. Как его звали? Как он выглядел? «Вырастешь – узнаешь, сынеле. А теперь беги поиграй на улице».
Тоби очень любил свою маму, но в то же время немножко ее побаивался. Его пугали вспышки ее дурного настроения, приступы гнева и грусти, моменты, когда она приходила из прачечной, падала на диван и смотрела перед собой пустыми глазами. Пугала его и боль в ее взгляде, когда ему в ночных кошмарах снилась злобная ухмылка того старика и кошмарное оцепенение и он, проснувшись, в ужасе выскакивал из постели, чтобы убедиться, что может двигаться. Она пыталась поймать его, умоляя: «Скажи мне, что с тобой, милый, я не смогу тебе помочь, если ты не скажешь мне, что с тобой!» Но ему почему-то казалось очень важным не рассказывать ей о своем кошмаре; он боялся, что, если он расскажет маме про старика, он явится и за ней тоже. Поэтому Тоби лишь молча выдирался из ее объятий и мчался на крышу, чтобы там носиться кругами до тех пор, пока ужас немного его не отпустит.