Тайный брак - стр. 17
― А найдется у тебя в доме уединенная спальня, где нам никто мешать не станет?
― Родительская комната четыре года как пустует. Она небольшая, под самой крышей. Зато ложе там широкое, и белье всегда свежее, хотя я до сих пор вместе с няней и сестрой на втором этаже спала.
― И ужином накормишь, синеглазка? ― Эйлерту вдруг захотелось хотя бы на половину суток окунуться в жизнь своей жены. Почувствовать себя в ее доме не гостем ― родным человеком. Тем, которого любят и ждут.
― Ужин будет не хуже, чем в траттории, ― пообещала Лейса.
― Тогда веди, ― Эйлерт решился.
Спрятал амулет в карман, приобнял молодую жену за талию, а ладонь так и вовсе чуть ниже талии пристроил. Благо, под плащом да под заклятием отвода глаз никто посторонний внимания на это не обратит. А синеглазка пусть начинает привыкать. Ночью он, Эйлерт, еще не такие вольности себе позволит!
***
Дом семейства Дагейдов оказался расположен чуть ниже по склону холма, чем ратуша, в ремесленном квартале. Эйлерту не часто приходилось бывать в таких кварталах, поэтому по дороге он с любопытством оглядывался по сторонам.
Квартал смотрелся благополучным: на удивление чистая, не загаженная помоями улица была такой ширины, что на ней вполне могли разминуться две больших телеги. Деревянные заборы перемежались коваными оградами, и были сплошь окутаны густой зеленью, которую рачительные хозяева высаживали по краям дворов не только для красоты, но и чтобы скрыть дома от любопытных глаз.
От основной улицы вверх и вниз по склону отделялись переулки поуже. В один из таких и свернула Анналейса, увлекая за собой засмотревшегося супруга.
― А вот и мой дом, ― с гордостью в голосе сказала Лейса, указывая на саманку с белеными стенами и двускатной крышей. ― Отец сам строил.
Эйлерт кивнул в знак того, что услышал. Анналейса отперла калитку, вошла сама, пропустила мужа в небольшой уютный дворик. Из открытого окна до них долетел звонкий детский голосок:
― Няня, а почему хвали хвалями называют?
Маг скосил глаза на жену и поразился тому, какая теплая улыбка озарила ее лицо. Понял вдруг: ближе и дороже младшей сестры у Лейсы никого на свете нет! Вздохнул: у него времени, чтобы сделаться синеглазке таким же родным и важным, почти что и не осталось.
За окном между тем раздался другой голос ― старческий, чуть дребезжащий:
― Вот помоги мне ягоду перебрать на пирог, а я рассказывать буду.
Лейса уже хотела окликнуть родных, но Эйлерт тронул ее за плечо, приложил палец к губам:
― Дай послушать. Никогда не задумывался, отчего в самом деле хвали, а не какое-то другое слово.