Тайны сетевой литературы. Записки кота Тимофея - стр. 9

С уважением,

Нелли Искандерова 07.11.2011 12:42

Сколько страхов витает над нами. Словно летучие мыши, вырвавшись из мрака, они подстерегают нас на каждом шагу, они врываются в сны и реальность, и вот уже парализована воля, и мы останавливаемся, поворачиваем назад, находим сотню оправданий для того, чтобы не принять решение.

Вас пугает одиночество, а не страшно ли вам полюбить и даже быть любимой? Сколько тогда возникнет проблем, о покое можно будет только мечтать. Об одиночестве мы плачем только пока этой страшной болезни не случилось, она, наша безответная, и даже ответная любовь значительно страшнее, безжалостнее и трагичнее.

Но это все переживает каждый, а я немного о другом, о творческом начале. И вдруг понимаю, вернее, до конца осознаю, как страшно быть поэтом. Не потому ли с таким восторгом и упоением многие литераторы, назовем их так для удобства, с упорством, достойным лучшего применения, называют себя графоманами.

Позиция очень удобная, вроде бы делаешь почти то же самое, но сразу просишь у всех не судить тебя строго, пусть поэты, и те, кто рискнул ими назваться, за все отвечают. А я займусь стихоплетством, потому что так «складнее и краше» звучит, и я словно бы немного приподнимаюсь над скучной прозой, но по меркам поэтов не смейте меня судить.

Я не Поэт.

Кто-то будет утверждать, что называться так громко и нескромно, словно бы скромность – это главное достоинство поэта. А не она ли его задушит и погубит безжалостно?

А я теперь точно знаю, что это очень страшно рискнуть быть ПОЭТОМ.

Не потому ли дипломат Тютчев никогда не афишировал своего второго мира – поэтического, и с каким трудом собрали и опубликовали все его неповторимые и великолепные стихотворения уже потом, и, в частности, после смерти.

Но что же такого в этом особенном жанре литературного творчества?

Как классно, приятно, хотя и очень опасно быть журналистом, как престижно – прозаиком. Мы все устремляемся на безбрежные страницы повестей и романов не только потому, что на них есть спрос, и их охотнее печатают наши издатели.

Но там мы можем быть и историками, и философами, и психологами, конечно, кроме всего прочего, кому же не хочется всего этого, да еще в одном труде заключенного. И увесистый том, к которому ты имеешь отношение, включает в себя целую жизнь, эпоху, а возможно и не одну, и ты почти бог, когда вершишь судьбы, свергаешь правительства, и споришь с сильными мира всего.