Тайны расстрельного приговора - стр. 29

Вот тогда вышел на середину Валентин. Сверкая каплями воды в волосах, поджарый и босой, он казался вдвое меньше Циклопа.

– А, любовничек! – взревел тот от восторга и бешенства. – И ты тут оказался!

Валентин обошёл его кругом, настороженно изучая.

– Зуб я на тебя наточил! – не унимался Циклоп. – Душа скучала без утехи!

Молчание противника бесило громилу:

– Размажу я тебя сейчас!

Валентин собрался, ожидая нападения.

– Размажу и сожру! – Циклоп бросился на него, но Валентин сдвинулся чуть в сторону, пропуская противника, и неуловимым движением ноги заставил того, потеряв опору, взлететь вверх. Просвистев как снаряд в воздухе, Циклоп грохнулся о землю так тяжко, будто качнулось всё вокруг. Валентин нагнулся над лежащим и шепнул что-то на ухо. Тот замычал невразумительно, оторвал тело, шатаясь на четвереньках и ловя кровоточащим ртом воздух. Валентин крутанулся вполоборота и жёстко ударил его пяткой в мерзкое, измазанное грязью и кровью лицо. Циклоп издал звук лопнувшего пузыря и ткнулся носом в землю.

Вика вскрикнула, Леонид криво усмехнулся, Рудольф зябко повёл плечами. Не поднимая глаз, Валентин спустился к берегу сквозь расступившуюся толпу, не оглядываясь, зашёл в воду и поплыл. Рудольф вскочил на ноги, спрыгнул с подиума, бросился было за ним, но остановился и махнул рукой.

– Небось отойдёт, – Матвеич уже тёрся рядом. – Бабу, вон, отнести бы…

– Чего? – Рудольфа слегка качало, он будто только что увидел сжавшуюся от страха Викторию.

– Бабу, говорю, унести с позора. Негоже, порвано на ней всё… голая совсем.

– Вот и займись, – буркнул Рудольф, рванул рубаху на груди, побрёл к берегу и бухнулся с головой в воду.

– Леонид! – Матвеич обернулся к сыну вожака. – Присмотри за отцом.

– А что с ним будет, – отвернулся тот, едва не свалив подвернувшегося Сыча, обнял его за плечи, и оба они побрели прочь от ристалища.

Боронин по обыкновению вяло поздоровался, не поднявшись, не подав руки, кивнул вошедшему Максинову на ближний стул и снова ткнулся головой в бумаги. Нежелателен ему был внезапный визит генерала милиции, весь его вид подчёркивал это.

– Ну что опять как с пожара? – буркнул он, морщась. – Чем огорошишь?

– И не говорите, Леонид Александрович, – живо отозвался генерал, будто всего этого не замечая, – по пустякам беспокоить не стал бы.

– Вечно ты с проблемами.

– Виноват.

– Докладывай, чего уж, – первый секретарь обкома партии тяжело поднял невыразительные, мёртвой мутью затянутые глаза. – Конечно, виноват, раз сам справиться не можешь.

Когда-то генерал ему был симпатичен, бывали времена, даже радовался: удачлив, заряжал надеждами и бодростью, которая била ключом. Боронина к таким людям тянуло, он будто черпал энергию и оптимизм от таких молодцов – права природа, действует закон о единстве противоположностей. Но это было давно, перед назначением генерала на должность начальника областной милиции. Тот как раз из-за границы вернулся, где обрёл лоск международного спеца, йеменскими кривыми ножами да бронзовыми бляшками кабинет обвешал и поражал знакомством с военными людьми высокого положения. Других кандидатов на вакантную должность, конечно, не нашлось. Одним словом, поразил всех боевой генерал; он, первый секретарь обкома, вопреки собственным принципам, даже начал подумывать сойтись с Максиновым поближе. Председатель областного Совета, его замы – всё не то, мелочь, а генерал привлекал неограниченными возможностями. Во-первых, он знал обо всех похождениях вертящихся вокруг секретаря «шишек», был в курсе всех затевающихся интриг и вовремя упреждал его, а главное – держал язык за зубами, был чрезвычайно предан и за мелочовкой к Боронину не бегал, умело решая проблемы сам, не в пример облисполкомовским ябедникам и лизунам. У Боронина к тому времени закавык накопилось, скрывай не скрывай, а уже и в народе о них поговаривать стали. Сыновья от рук начали отбиваться, у самого глаз не хватало, а жену балбесы с малолетства не признавали. Особенно старший, Николай. Учиться не хотел, настоящего дела знать не желал, а повзрослев, вообще запьянствовал, по кабакам с дружками шастать начал. Чего только не выдумывал, какие хитрости не предпринимал Боронин – как об стенку горох! Из ресторанов и кафе сына полуживым привозили тайком; отчаявшись, жена начала скрывать от него мерзкое поведение сынка. Вот и решил он отдать пакостника в железные тиски милицейского генерала. Там дела пошли на поправку, но скоро донесли ему молву, что и на службе недоразумения начались, прогуливать стал сынок: уходил в запои, в медвытрезвителях гостил, но генерал всё скрывал…