Тайны расстрельного приговора - стр. 12
– И я с вами, – затянул Халява.
– А вот этого нельзя, – Аркадий лёгким рывком надвинул кепку Халяве на его длинный нос. – В лесу волки могут быть.
– Откуда им? На острове… – скуксился Халява.
Но Аркадий даже не удостоил его ответом.
– Данила, за старшего! Проследи, чтобы не двигались. – И Аркадий бесшумно исчез в кустах.
Оставшись втроём, с полчаса мы добросовестно прислушивались к каждому треску и шороху в лесу. Разговора не получалось. Буксир с самого начала нашего знакомства производил впечатление тургеневского Герасима, а здесь совсем онемел. Халява, более насыщенная эмоциями натура, болтал много, но без толку. Как только пропали загадочные огни, его заклинило, а на кладбище совсем застопорило, и он, не стесняясь, жался то к Аркадию, то к Буксиру. Удобнее укладываясь на траве под деревом, я и не заметил, как Халява устроился между нашими с Буксиром спинами и скоро затих. Из всей троицы браконьеров-любителей, смутивших наши головы необычной затеей, солиднее всех выглядел Агафон, но сейчас он коротал оставшиеся ночные часы с Ильёй. Спокойненько там у них, кумекают вдвоём, покачиваясь на волнах в лодочке, наших бед и забот не ведая…
И я заснул.
Где-то мне встречались рассуждения академика Павлова о природе сновидений. Оказывается, сон – это необычная комбинация событий, участниками которых вам приходилось быть, или результат доставших до кишок раздумий. Можно поспорить, да не с кем. Однако то, что привиделось мне, схватило щупальцами сердце. Непередаваемое жуткое ощущение, должен сказать. И я проснулся в поту. Уже заметно рассвело, и солнечные лучи, несмотря на густую листву деревьев, щекотали глаза. Буксир храпел откровенным образом, раскинувшись на спине, под мышкой у него посапывал Халява, свернувшийся клубочком. Я выбрался на белый свет, огляделся. Зловещий вид кладбища и при дневном свете не прибавил мне настроения. Да ещё этот чёртов сон! Будь он неладен. Сейчас бы выкупаться в речке или вновь родиться.
Но сон не выходил из головы. Запомнилось последнее, что разбудило. Вроде настойчивый гулкий стук в дверь, и она открылась сама собой… медленно, со скрипом. Серая тень в длиннющей накидке до пят крысой шмыгнула в комнату. Всё обмерло у меня внутри, а она, склонив голову, скрытую капюшоном, зловеще заскользила вдоль стены, приближаясь. Преодолев себя, я сдёрнул капюшон и ужаснулся, – скалящийся скелет пожирал меня пустыми глазницами…
Привидится же такое! Даже здесь, на дневном свету, мне ещё было жутковато. Я нервно походил между крестами, а успокоившись, опустился на ближайший булыжник и, поджав ноги, с грустью посмотрел на свои штиблеты. Ничего не скажешь, – ходить теперь босиком… Разглядывая их, невольно перевёл глаза на случайное своё сиденье и подпрыгнул, словно ужаленный змеёй, – подо мной была могильная плита!.. На сером, вросшем в землю и опутанном травами булыжнике просматривался рисунок, цифры и надпись. Потребовалось напрячь зрение, согнуться в три погибели, чтобы с трудом разобраться в начертанном, которое когда-то выбила рука неизвестного каменотёса.