Тайны прошлого. Занимательные очерки петербургского историка. От Петра I до наших дней - стр. 34

Неудивительно, что все находившиеся во время «грома» в Летнем дворце, благодарили «святую волю Божию» за избавление от смерти. По признанию самого Меншикова, «сей гром зело был жестокой, которого [он] отроду не слыхал». Секретарь также отмечает, что князь «изволил рассуждать» об этом явлении и пришел к выводу, что «оный гром пришел в трубу, и та [молния пошла] во все полаты, ибо в нее все трубы проведены»[9].

Действительно, система дымохода, спроектированная при закладке Летнего дворца Петра I, вела во все помещения, где были установлены камины. По всей видимости, причиной, наделавшей столь большой переполох среди обитателей царской резиденции, стала шаровая молния. Ученые, кстати, давно заметили склонность шаровой молнии проникать в дома через дымоходы. Это объясняется тем, что сажа, которая там содержится, является проводником, а сами трубы исполняют роль молниеотводов. К тому же нижний конец дымохода находится в области, насыщенной положительными ионами. Все это создает идеальные условия для возникновения в доме необычного явления – шаровой молнии.

Но возникает естественный вопрос: «Почему царский дворец не был оборудован простейшим громоотводом?» Ответ прост: в России это изобретение появилось только во второй половине XVIII века. Любопытно, что толчком к этому послужили «Санкт-Петербургские ведомости», опубликовавшие 12 июня 1752 года статью об успешных испытаниях громоотводов во Франции[10]. Заметка и привлекла внимание М. Ломоносова, который впервые применил подобное новшество в России. Правда, население с недоверием отнеслось к громоотводам: сама мысль, что человек так легко и просто может укротить главное оружие «Божьего гнева», казалась кощунственной.

Летний сад задумывался Петром I как сад фонтанов; неудивительно, что эти прекрасные водометы явились в итоге одним из существенных элементов его ансамбля. Стихия воды, которая особенно живо ощущалась в переплетении струй, бьющих ввысь в тенистых уголках сада, и усыпляющее журчанье капель, мерно стучащих о мраморные чаши, являлись залогом будущего Эдема. Фонтаны дополняли представление Петра о Петербурге как о парадизе, городе-рае, абстрактную модель которого царь перенес в свой летний «огород», как в то время называли Летний сад.

Развитие фонтанной системы Летнего сада мы видим уже при Анне Иоанновне, вернувшей саду статус императорской резиденции. При ней количество фонтанов и водяных затей значительно увеличилось и к 1736 году, судя по известной описи