Тайны митрополита - стр. 28

Наконец, когда болванка приняла форму привычной обувки, Николай Сергеевич, вооружившись деревянной колотушкой, принялся выправлять изделие. Дыхание сбилось, а пот, стекая ручьями, начал заливать глаза, но останавливаться сейчас большого смысла не было. Уж стоило потратить еще пару часов, пока материал не начал подсыхать. Да и ребята сметливые попались; быстро поняли, что и как делать, потому вскоре сменили своего учителя и теперь принялись тщательно охаживать бока свежеизготовленных валенок деревяшкой. Увлекшись, те и не сразу заметили, что в дверях, склонив голову и молча наблюдая за процессом, стоит сам Сергий Радонежский.

– Бог в помощь, – кивнул старец хозяину.

– Благодарствую, отче, – поклонился ему Николай Сергеевич. Мальчишки, бросив свое занятие, также склонились в молчаливом поклоне. – Благослови.

– Благословляю на дела ладные. – Гость осенил знамением пенсионера, а потом и каждого из ребятишек. – И чего это ты посреди ночи удумал творить, а?

– Погляди, Сергий, обувка какая ладная получается, – продемонстрировал колодки с заготовками Николай Сергеевич. – Мальцам спасибо, а то один едва ли справился бы.

– Ночь – время роздыху между бдениями дневными, – негромко отвечал Радонежский. – Битвы великие, они не только мечами калеными да молитвами смиренными выигрываются. Клинок в руке уставшей – холоден, молитва в устах бессильных – пуста.

– Твоя правда, – не задумываясь особенно над смыслом, весело отвечал преподаватель. – Да, времена придут, когда к молитвам да клинкам – тулупы да обувка добрая прибавятся. Люты зимы русские, не один раз супостатам хребтины попереломят.

– Невидаль, – и так и сяк разглядывая заготовку, кивнул головой старец. – А мокрые чего?

– Да просушу еще. Без воды оно такой и не смастерить, – и так и сяк ворочая обувку, давая возможность как следует разглядеть ее, продолжал учитель труда. – Печку бы еще, – раздосадованно вздохнул Николай Сергеевич. – Оно бы и дыму меньше, и тепла больше, и валенки сушить – ловчее. А так на огне. Того и гляди спалишь.

– Мальцов, смотри, умаешь.

– Крепки мальцы, – ухмыльнулся в ответ пенсионер. – Кузнеца детки.

– А я тебе вот что говорю, – видя, что не понимает его собеседник, насупился святой отец. – Ты мне шумом своим всю братию мучишь! Ночь на дворе уже, а поутру вновь молитвам смиренным предаться должно. А кто сам себе пост принял ночь эту в служении посвятить, и тем помеха ты с мастеровыми своими.

– Прости, отче, – спохватился вдруг пенсионер; за работой-то он и не заметил, что ночь на дворе глубокая, – твоя правда; увлеклись.