Тайны Кипеллена. Дело о запертых кошмарах - стр. 24
– Назад! – рявкнул я.
Тварь они, слава Четырем Пресветлым, похоже, упустили. Так пусть рядом будут, мало ли что. Уж и сам был не рад, что отправил ребят на эту куцеву крышу.
Я забрался на широкий конёк и поспешил к ним, используя верную трость, как балансир. Даже нога, проникшись важностью момента, перестала ныть. Главное успеть пока не случилась беда. Чутье подсказывало, что тварь затаилась где-то рядом, обведя ребят вокруг пальца.
– Назад! – вновь крикнул я.
И тут она прыгнула, сорвавшись черным сгустком с одной из дальних труб. Мелькнули изогнутые когти на длинных узловатых жгутах. Распластался на скользких досках Марек. Нелепо взмахнул руками Казимир. А я ударил по твари воздушной волной, стремясь отшвырнуть подальше от своих помощников. Бестия с визгом улетела в темноту, глухо шмякнувшись о землю где-то за пределами усадьбы. А я кинулся вперед, намереваясь высказать двум обалдуям всё, что о них думаю.
– Пан Вильк! – сорвавшимся голосом просипел Марек, склонившись над напарником.
Я споткнулся на середине мысли, а внутри похолодело. Пробежал по коньку, даже не почувствовав боли в ноге. Опустился на колени, переворачивая светловолосого капрала на спину и хрипло застонал, разглядев развороченную грудину, светившую осколками ребер и ошметками плоти. Тварь оказалась проворней. Ни один лекарь во всей Растии помочь Казимиру уже не мог.
Задумчиво жуя дарёный шоколад, я рассматривала первую гравюру. Красиво… В голове роились сотни восхвалений в адрес мастера, создавшего шедевр, который мне предстоит вернуть к жизни. …самые тонкие и мягкие кисти, самые острые стила… Чернила с примесью дубовой коры и киновари, дававшей тот неповторимый красно-коричневый оттенок, что так ценился растийскими мастерами. И в отличие от обычной сабрийской туши, эти чернила гораздо устойчивее к тем невзгодам, которые выпадают на долю рисунка в наше неспокойное время. Чтобы повредить такие иллюстрации, нужно очень постараться. Но здесь сошлись «Время» и «Влага»… Местами линии утратили четкость, оставив на бумаге полупрозрачные разводы.
Я взялась за скребок и аккуратно подчищала рисунок. Свет четырех ламп слегка подрагивал, не мешая работе. Хозяйка опять будет ворчать, что извожу прорву светильного эликсира на свое ночное бдение, но ничего…
Когда рисунок был полностью очищен, часы в виде спящего дракончика показывали полночь. Наступала вторая часть священнодейства над иллюстрацией. Я обмакнула кисть в плошку с чернилами и, стряхнув лишнее о край, благоговейно коснулась потускневшей линии. Стоило колонковому волосу соприкоснуться с бумагой, и трепет исчез. Осталось лишь уверенное всепоглощающее движение. …Лепестки, листья, шипы, дивные птицы из странного сада на рисунке хлынули на меня и закружили в ярком хороводе, радугой расплескавшись по комнате. Вот маленькая длиннохвостая птица вспорхнула с ветки и устроилась на плече. Ветви гибкой лозы, покрытые большими синими цветами, ласкали мои руки совсем как древесы в лавке. Густой папоротник щекотал босые ступни, норовя вылезти из-под стола. Под одним из разлапистых пушистых кустов притаилось что-то мохнатое. Лишь огромные, словно плошки глаза поблескивали из укрытия. Существо пару раз порывалось вылезти на свет божий, но всякий раз замирало. И я бы поклялась, что опасалось оно не меня. Несмотря на кажущуюся благость, было в этом саду что-то тревожное, едва уловимый привкус страха, нет-нет, да и проскальзывал в воздухе. Будто что-то недоброе пыталось выбраться, но пока что терпело неудачу. Я отвлеклась на очередное дивное растение и нелюдимое мохнатое существо, а вместе с ним и тревожное ощущение, пропали. Стайка маленьких фей, похожих на разноцветных бабочек, резвилась среди барвинка. Они вцепились в цветок лозы и, оторвав, кинули мне. Он запутался в волосах. Я хихикнула и поправила его, чтобы больше не выпадал из моих спутанных кудряшек.