Тайны горностая - стр. 6
– Как его зовут, и откуда у него этот костюм, эта благородная осанка и это осмысленное поведение? – продолжала расспрашивать графиня.
– Его имя Алексей Разумовский[2], – молвил в ответ дворецкий, – сын украинских крестьян, он был привезен в Москву нашим милостивым барином, твоим покойным батюшкой, потому что тот обнаружил в нем редкие дарования и изумительный голос. Алексей стал ему вместо сына, хорошие учителя преподавали ему науки и обучали пению; милостивый барин очень его любил.
– Как же так получилось, что он не выправил ему отпускную грамоту?
– То, что он собирался освободить его, об этом в доме было известно каждому, но, как то часто случается с подобными намерениями, у барина все никак не доходили до этого руки, а потом он вдруг скоропостижно скончался.
– Стало быть, Алексей мой холоп?
– Да, так оно и есть, на законном основании.
– Хорошо.
Графиня продолжила отдавать людям распоряжения. Закончив, она отпустила их, а Разумовскому велела остаться.
– Подойди ближе, – приказала она.
Он повиновался и остановился в двух шагах от нее.
– Ты производишь впечатление образованного человека, – сказала она, – как я слышала, ты усвоил многие знания, чем едва ли могут похвастаться наши графы и князья.
– Да, госпожа, твой покойный батюшка был ко мне очень милостив.
– Почему же в таком случае он не подарил тебе волю?
– Он и без того предостаточно облагодетельствовал меня.
– Каким образом?
– Он открыл мне слово Божье и сделал доступным людской мир, он позволил мне заглянуть в прошлое, познакомил меня с древними историями нашей державы, чужеземных стран и народов.
– И это представляется тебе счастьем?
– Несомненно.
– А я считаю это подлинным несчастьем в твоем положении, – воскликнула графиня Шувалова. – А вот, если бы я оказалась не столь милостивой к тебе, как мой отец, и, невзирая на твое образование, просто использовала бы тебя для службы себе наравне с остальными, что тогда?
– Тогда истина все же осталась бы истиной, – проговорил Алексей Разумовский с серьезностью, в которой слышалось что-то торжественное, – а знание осталось бы знанием и помогало бы мне легче переносить свою участь.
– Ты полагаешь? – молвила графиня. – Твое упорство подзадоривает меня сделать такую попытку, ибо ты прекрасно знаешь, что ты мой холоп.
– Я это знаю.
Графиня позвонила. Появился седой дворецкий.
– Сию же минуту одень этого холопа в ливрею, – приказала она, – он мне нравится больше всех остальных, поэтому я хочу, чтобы мне прислуживал он, тебе ясно?
Старик поклонился.
– Ну, что ты теперь думаешь? – обратилась прекрасная повелительница к Разумовскому.