Тайны двора государева - стр. 29
– Воды, воды… во рту все жжет, глотка горит… – Белки дико вращались, зрачки резко расширились, лицо стало пунцовым.
Скуратов сладострастно улыбался. Государь печально вздыхал.
В толпе государевых людей возвышался Иван Колычев. Взор его был мрачно потуплен.
Стремянный забился в предсмертной агонии, изо рта пошла пена.
Государь перекрестился:
– И впрямь тяжко недужил наш Никитушка! Даже снадобье не помогло. – Взглянул на Василису, у которой по лицу катились градом слезы: мужа она любила. Но сейчас вдруг вспомнила свои предчувствия, те самые, давние, с ранней детской поры: «Быть мне царицей!» – и сразу на сердце как бы полегчало.
Государь, словно догадавшись о ее мыслях, мягко молвил:
– Никитушку мы похороним по-христиански. А тебе, Василиса, негоже с покойником в доме оставаться. Собирай платья, во дворец поедем, поминки устроим.
Василиса покорилась судьбе.
Свеча
Минуло два года. Василиса прочно привязала к себе Иоанна Васильевича. Она ухитрилась изгнать из дворца всех женщин, которые могли стать ей соперницами. Хотя патриарх отказался благословить государя на очередной брак (седьмой, что ли?), все тот же доверенный священник отец Никита их обвенчал. Предчувствия Василисы сбылись, царицей она стала!
Она сделалась еще краше, в ее движениях, в походке появилась особого рода грациозность, улыбка еще ярче блистала на ее устах. Историки отмечают: «Иоанн будто переродился. Почти прекратились казни, Иоанн не выезжал в Александровскую слободу, его припадки случались крайне редко, оргий во дворце больше не было… Все вздохнули свободно».
Государь, которому перевалило за пятьдесят, давно, казалось бы, истощивший свою дряблую плоть беспробудным пьянством и неумеренным развратом, вдруг поразился любовью – самой страстной и ненасытной, которая бывает лишь в ранней молодости.
С каждым днем Василиса делалась все более желанной, неотразимо притягивая всех той прелестью, грацией, загадочностью, что называется женственностью.
Оставаясь наедине, Иоанн Васильевич неистово уверял царицу в своей любви, униженно целовал ей ноги, руки, самые сокровенные места, заходился слезами при мысли, что придет день, когда смерть разлучит их.
– Сердце мое уязвлено любовью к тебе! – страстно шептал государь.
Василиса не имела любви к Иоанну Васильевичу, но, как это часто бывает у женщин, смирилась, притерпелась и даже без особого отвращения принимала эти бурные, самоуничижающие признания и ласки.
Восстав однажды от послеобеденного сна, государь заглянул в спальню к супруге. С присущей ему зоркостью вдруг заметил: все четыре толстых свечи в шандале потушены не колпачками, как обычно это делалось, а огонь придавлен пальцами.