Тайная жизнь Гилфордов - стр. 35
Инспектор видел, как от лица собеседника отхлынула кровь, как сжались в кулаки его пальцы. Он, кажется, испугался...
А Холмс, как казалось Макнейтену прежде, ничего не боялся.
Сам черт не брат, как шептались о нем в отделении G.
– Вы сейчас шутите или... Лучше бы вы шутили, Макнейтен, но мне отчего-то впервые за вечер верится вашим словам.
– Что, если я не шучу?
Они с Холмсом опять посмотрели друг другу в глаза.
– Тогда, черт возьми, я просто не знаю, что и сказать... – сыщик смял пятерней подбородок. – Я все же надеялся на иной исход нашего разговора: полагал, вы простыми, но емкими доводами переубедите меня, укажете, где я ошибся, успокоите, наконец. А вы...
– Простите, что не оправдал ваших надежд, Холмс, но вы сами напросились на правду. Теперь попытайтесь принять ее и жить дальше!
С такими словами Макнейтен прошел через комнату и запер окно. Несмотря на горящий камин, комната сильно выстудилась, но ни один из мужчин, казалось, этого не заметил...
– Так что там с телами в старом отходнике? – спросил он. – Откуда вам стало известно о них? В Скотланд-Ярд не поступало никаких сообщений.
– Вам сообщат о них завтра, – откликнулся Холмс, все еще ошеломленный открывшейся правдой. – Восемь тел, полностью обескровленных... Среди них двое детей.
– Откуда вам знать, что они обескровлены? Разве коронер их уже осмотрел?
– Тела видел Ватсон, а он, как вы знаете, доктор.
Макнейтен вздохнул. Ситуация и без того накалялась день ото дня, но наличие восьми обескровленных тел взорвут Лондон похлеще гранаты...
Где, черт возьми, в таких обстоятельствах Гилфорды?
Сейчас Макнейтену, как никогда, не помешали б союзники.
10. Глава 7. Трудоустройство мисс Томпсон
Эшли Томпсон, одетая в черное платье а-ля «скорбная плакальщица», кралась вдоль забора на Корделия-стрит в поисках плохо прибитой доски, позволявшей пробраться в сад старого дома никем не замеченной.
Янг сказал, будет ждать у покореженной яблони возле беседки, и она собиралась эту беседку найти, чего бы ей это ни стоило.
Пусть даже рваных чулок и клока верхней юбки...
Она протиснулась через щель, стараясь не слышать треск порванной ткани, а ведь юбка была, между прочим, последней приличной в ее гардеробе. Все остальное мать перештопала так много раз, что появляться на людях в тех платьях казалось неловким...
Но выбора не было.
– Ненавижу заборы! – в сердцах припечатала журналистка, осматриваясь по сторонам.
Сад, дичавший который год кряду, оказался совершенно запущенным.
Дикий шиповник и рододендроны соседствовали с азалией и одуванчиками, а плети глициний почти полностью затянули когда-то красивую вязь белой беседки.