Тайная жена - стр. 18
Потом он вошел в свою опочивальню и оставил приоткрытой дверь.
– Ну, иди, иди! – подтолкнул девушку Клим.
– Да ты что? – испугалась она. – Да я же ему спать помешаю!
– Твое счастье, коли так! – сурово изрек Клим и подтолкнул Марьяшку с такой силой, что она влетела в приотворенную дверь и едва не ударилась в барина, стоящего возле пышной постели.
Он глубоко вздохнул, увидев девушку, а у нее отнялось дыхание. Он глядел своими светлыми, мерцающими глазами так странно, так пристально… Наверное, следовало бы заслониться рукавом, но Марьяшка не могла этого сделать, а только обреченно закинула голову, когда барин приблизился, задрал рубаху да сарафан, обнажив прохладные бедра, а потом чуть приподнял. Марьяшка испуганно вскрикнула – голова у нее закружилась, – и, чтобы удержаться, оплела спину барина руками и ногами. До нее донесся слабый крик… с изумлением она узнала свой голос… а потом всецело отдалась наслаждению, властно вторгшемуся в ее тело. Одна мысль промелькнула в этот миг – и тут же сгорела в пожаре страсти.
Это была мысль, что к его телу прижимается она не впервые.
Едва доехав до Митавы, с Климом простились. Перед отъездом он преподал Марьяшке новую премудрость: просыпаться прежде барина и исчезать из его постели до рассвета. Наставлял, что днем надо держаться с барином скромно, даже диковато. Избави боже хоть взглядом намекнуть на их особенные отношения! И вечером нельзя идти к нему до тех пор, как он знака не подаст. Нельзя!
Марьяшка и не рвалась. Она не только от Клима, но даже от себя самой таила, что сердечко ее ежевечерне трепещет: позовет? не позовет? Он звал всегда, и во тьме ночной владел Марьяшкой с неиссякаемым пылом, однако ни слова при том не слетало с его распаленных уст. Молчала, конечно, и она, и только тяжелое, прерывистое дыхание сопровождало это неутомимое любодейство.
На ощупь она знала каждый изгиб его стройного тела (ему нравилось, когда она набиралась храбрости и ласкала его), однако днем глаза его всегда были как лед, и губы холодно сжаты, и голос звучал как ветер. Марьяшке никакого труда не составляло робеть и дичиться, забиваться в уголок возка… и с нетерпением ждать, когда настанет новая ночь.
Итак, Клим отбыл восвояси, пожелав милостивому барину (одарившему кучера немалым кошельком) Божьего покровительства. Того же он чаял для Марьяшки, до слез сокрушаясь тем, что она так и не приноровилась чистить господскую обувь. Слава богу, хоть штопке да шитью обучилась с завидной легкостью – верно, пальцы вспомнили-таки прежние навыки!
Теперь они путешествовали в дилижансе. Это ведь была уже чужеземщина, а по ней в возках не ездят. Сидели в длинной объемистой карете на лавках, прибитых вдоль стен, да не одни – в компании с другими путешественниками. Багаж барский увязан был на крыше, кроме малого саквояжика; Марьяшка держала в руках узелочек со своей чистой рубахою да чистым платочком.