Размер шрифта
-
+

Тайна «Железной дамы» - стр. 30

Но сосредоточенно прочел: уселся в кресло, придвинул светильник, велел ученику штудировать какой-то учебник по солям и кислотам, а сам стал читать. И чем больше он погружался в чтение, тем больше холодело и сжималось его сердце. Лессепс-дед был прав – внук ступил на весьма скользкую дорожку. Ведь сам Иноземцев года три назад таким же болваном был. Беспросветным болваном. Перед глазами проплывали картины прошлого, наводящие лишь жгучий стыд на сердце. Видел себя доктор в квартире на Мойке, огнем пылающей, когда погорела паяльная лампа, и во флигеле Обуховской больницы, где он лабораторию устроил, которую то индийские слоны посещали, то воздушные лунные призраки[11]. И чего ему стоило излечиться от подобной напасти.

Когда последняя страница была дочитана, а корочка кроваво-красной, революционной папочки захлопнута, Иноземцев встал и шумно вздохнул. Юноша оторвал от учебника взгляд и тоже встал. Не встал, а порывисто вскочил и, приложив руки к груди, выдохнул:

– Что? Как вы это находите?

Иноземцев приподнял брови и опять вздохнул:

– Вы обладаете несомненным талантом, – ответил он. И заметив, как побледнел молодой человек, добавил: – Талантом литератора. Но отнюдь не ученого.

Юноша сначала застыл с удивленной миной, а потом обессиленно рухнул обратно в кресло.

– Неужели вам не понравилось? А бездымный порох, а бесшумный выстрел? А мои опыты с нитроцеллюлозой и пироксилином? А гранатки, которые можно было бы…

– Вам известно, как переводится слово «порох» с китайского? – прервал Лессепса-младшего Иноземцев.

– Что? Нет, неизвестно. Я не говорю по-китайски…

– Огонь медицины.

– О, впервые слышу. Однако как поэтично и звучно сказано…

– Китайцы искали эликсир бессмертия, а изобрели порох. Случайно, – Иноземцев, замолчав, призадумался. На лице его застыла мученическая гримаса, заметив кою юноша тотчас осекся и замолчал.

– Ваш труд мне напомнил басню одного моего соотечественника, – продолжал Иван Несторович, подняв голову и глядя прямо в глаза юному Лессепсу. И лицо его стало непроницаемо строгим. – Мартышка и очки. Не слышали?

– Очки? Слышал… Да, у Лафонтена тоже есть нечто подобное… кажется.

– Так вот, вы, месье, и есть та самая мартышка, – неожиданно вскричал Иноземцев, следом гневно указав пальцем на папку с рукописью, – а это необходимо сжечь. Сейчас же. Потому что вы нагородили невероятнейшей нелепицы, и если хоть что-то из того, что вы навыдумывали, воплотить в жизнь, то жизни этой самой можно лишиться и других лишить. Не кажется ли, что уж чрезвычайно рано вы засели за написание собственных работ? Лавуазье себя мните? Еще года не прошло учебы, а уже за нитроглицерин беретесь. Что вы знаете, к примеру, о едком натре? Какова его растворимость? А? Что это вы, мой друг, замолчали? Каково взаимодействие его с углекислым газом? Отвечайте! Урок уже в самом разгаре. Вы хотя бы представляете себе, что мы вдыхаем и что выдыхаем? Опять молчание, мой друг!

Страница 30