Тайна трёх подруг - стр. 37
– А что случилось-то? – снова не выдержала Женя.
– В аварию попала. Из больницы прислали телеграмму. Тамара как уехала в Тольятти, так только через три месяца вернулась. Светку на руках в дом внесла. От девки тень одна осталась: ни ходить, ни говорить. Руки нет, глаза нет, пол-лица обожжено. Ребёнка она потеряла, а уж на восьмом месяце была. Мужик, ясное дело, бросил. Калека – она кому, кроме матери, нужна?.. Мы с Тамарой и нянчились с ней. Вроде как выходили. Она у нас и ходить стала, и по дому даже старалась помогать, а всё чахла. Бывало, выйдет во двор, сядет на стульчик раскладной, на солнышке греется. Думает о своём, а слёзы по лицу так и катятся. А она их и не отирает, будто и не замечает вовсе… Эх, пропала девка ни за что! – Ольга Вячеславовна кухонным полотенцем промокнула пот со лба, встряхнула головой, откидывая назад прядь чёрных волос, и объявила. – Ну, вот и готов наш борщ. Щас петрушку закину, да и есть будем. Вы ведь поди, не кормленные. Откуда приехали-то? Я и не спросила.
– Вообще-то из Екатеринбурга, но сейчас из Ростова, – туманно ответила Евгения.
Из кастрюли пахло так аппетитно, что сестры не нашли в себе сил отказаться от обеда, хотя и испытывали неловкость оттого, что приходится есть в чужом доме, в который явились без приглашения.
– Простите, вы сказали, что ваша молодая соседка умерла десять лет назад, – сказала Светлана, не решаясь отправить в рот ложку с дымящимся ярко-оранжевым борщом, приправленным густой сметаной. – Но я была в этом доме как раз десять лет назад, в это же время года. Мы с мамой приезжали и ночевали тут.
– Да? – удивилась Ольга Вячеславовна. – А я и не знала. Приезжала, стало быть, ваша мама подружку перед смертью проведать, попрощаться. Может, Светлана написала ей, что умирает. У неё ведь рак был. Мы поздно спохватились. Как узнали, ничего уж поделать было нельзя. Сколько облучали её, бедную, кололи – только волосы все повылазили. А осенью ушла она от нас… И откуда этот рак берётся! Верно, от аварии беда на неё такая нашла… А Тамара в прошлом году ушла… Царствие им небесное… И только пред смертью и призналась мне, что дочка-то не просто так в аварию-то попала, а взорвали её вместе с машиной!
– Как – взорвали? – Светка так и подскочила на своём табурете, уронив ложку на пол.
– Бомбу подложили в «Жигули», – Ольга Вячеславовна дотянулась до ящика разделочного стола и протянула гостье чистую ложку. – А кто уж, да за что, того не знаю. А Тамара до самой смерти боялась даже поминать об этом… Сына своего всё в гости ждала. Так и не дождалась. Я ему уж потом телеграмму отбила на пол-листа. Так и написала: поимей совесть, выполни сыновний долг перед матерью, проводи в последний путь! Он, правда, прилетел. Думаете с матерью проститься? Ничего подобного. Только с кладбища вернулись, как он мне: «Посоветуй, Вячеславовна, как скорее дом продать». Я говорю: «Это ты какой же дом собрался продавать?» – «Как какой? Свой, отцовский!» – «А с чего это он твой? Ты сестру-калеку нянчил? Ты мать парализованную досматривал? Или деньгами им помог? Раз только полтинник и прислал, когда со Светкой горе приключилось. А сколько на лекарства денег-то ушло?!». Дом-то Тамара мне отписала. Я сюда и переселилась, а свою хату детям оставила. И так уж последние годы почти постоянно здесь и жила, с невестками не лажу. Да и к Тамаре через забор не набегаться, ей же постоянный нужен был уход. Так что, вы думаете, сынок удумал? Выкопать мать обратно и экспертизу провести на предмет её вменяемости! Она, говорит, в последние годы не в своём уме была, вот вы и воспользовались случаем дом захватить. Это ж надо такое придумать! Посмертную экспертизу на дееспособность проводить! Мои сыновья, как такое услыхали, так чуть не прибили его, гада. Еле ноги отсюда унёс. А в суд всё же подал заявление. Да ничего не высудил. Судьи тоже ведь понимают, что завещание есть завещание. И не бедный Тамарин сынок, есть у него жильё…