Тайна смерти Горького: документы, факты, версии - стр. 60

В конце мая 1936 года Горький жил в Крыму и не собирался в Москву, хотя скучал без внучек. Внезапно ему сообщили об их болезни. Алексей Максимович встревожился: после гибели сына он воспринимал такие известия подозрительно. Писатель догадывался, что смерть Максима была не случайной, подозревал Ягоду и его подручных. Неужели теперь – внучки? Горький сразу стал собираться в дорогу, хотя для его здоровья это был большой риск. 27 мая 1936 года он вышел в Москве из вагона и тут же спросил: «Дети приехали?» – «Нет». «Что, все еще больны?» В доме на Малой Никитской Горький сразу зашел в детскую, хотя его отговаривали, боясь, что он заразится. 1 июня 1936 года по дороге на дачу в Горки-10 всей семьей заехали на Новодевичье кладбище. Дул холодный ветер, писатель поеживался, а вечером у него поднялась температура. На третий день болезни стало ясно, что дело серьезное. Г. Ягода распорядился пригласить в Горки-10 кремлевских докторов.

Можно предположить, что Горький заболел, заразившись от внучек. Младшая, Дарья, продолжала болеть на даче. Из записей Кошенкова ясно, что за течением болезни внимательно следили. Чекист, бывший сотрудник журнала «Наши достижения», Кошенков работал комендантом в доме на Малой Никитской и ежедневно записывал все, что происходило. Будучи связным между Горками-10, где умирал писатель, и остальным миром, комендант фиксировал не только факты, но и детали специфической атмосферы, которая окружала семью Пешковых. Это была атмосфера «золотой клетки», в которой под постоянным наблюдением никто не чувствовал себя свободно. Кто управлял событиями за кулисами, Кошенков и окружавшие его люди не знали, но безошибочно чувствовали присутствие чьей-то злой воли.

За ходом болезни не просто следили. Был определенный круг лиц, заранее уверенных в летальном исходе и даже знающих дату неизбежной смерти. Иначе как объяснить зловещие бюллетени в газетах, печатавшиеся с 6 июня (от Горького их скрывали), и телефонные звонки с соболезнованием о кончине, которая, по-видимому, должна была наступить 8 июня. В воспоминаниях Кошенкова зафиксировано несколько фактов, вызывающих по меньшей мере недоумение: 3 июня архив писателя был вывезен из дома на Малой Никитской, 6. Коменданта удалили на несколько часов, чтобы он не позвонил в Горки и не поинтересовался, делается ли это с разрешения Алексея Максимовича. Телефон 2—88–60, как выяснилось впоследствии, был неисправен с 31 мая до 8 июня, а комендант даже не догадывался об этом. Кошенков не рискнул спросить, куда увозят бумаги, подозревая, что это делается по распоряжению Ягоды, но предположил, что Горький тяжело заболел. Между тем изъятие архива означало лишь одно: хозяин больше в этот дом не вернется.