Тайна смерти Горького: документы, факты, версии - стр. 51
Мое знакомство с покойным относится к концу 1913 года, когда он после длительного пребывания за границей вернулся в Москву. Не раз приходилось мне беседовать с Алексеем Максимовичем [о театре], об искусстве, а в 1918 г. и пользоваться его ценными указаниями и советами в [деле] организации Большого Драматического театра, носящего сейчас его имя, [в выборе для него репертуара].
[Время военного коммунизма было временем частых встреч моих с обаятельным писателем. Затем М. Горький уехал в Италию и возвратился лишь в 1928 г. Встретились мы вновь на спектакле «Разлом» в Москве, где гастролировал наш театр.]
В 1932 г. я работал над образом Егора Булычева в одноименной пьесе М. Горького. Крупные художественные образы, [настоящий] чистый русский язык, широкое [репинское] полотно самой пьесы захватили [и меня и] весь наш коллектив. [Эта работа была самой значительной творческой встречей моей с Алексеем Максимовичем.]
Последний раз я видел Алексея Максимовича в марте прошлого года [у него в Горках], под Москвой. На мой вопрос, – что пишет [для театра автор «Булычева» и «Достигаева»], Алексей Максимович [со своей убедительной, как бы виноватой, улыбкой] ответил:
– Некогда писать-то, теперь все мое время уходит на чтение писем и чужих рукописей. Самому-то заняться и некогда, а вместе с тем, понимаю: нужно торопиться писать, [а то] ведь, жизнь-то на склоне. Но вот как-то не получается. Посмотрите, сколько [требухи-то], – указал он на письменный стол, буквально заваленный письмами и рукописями, – вот как тут управиться?
«Управиться», действительно, было мудрено.
Несколько позже, за ужином, гостеприимный хозяин поделился [со мной] мыслью написать тему о кулаке.
– Любопытное создание, Николай Федорович, этот кулак-то. Мало его еще знают. Надобно о нем писать. И материал кое-какой у меня имеется…
[Но за ужином после длинного трудового дня не хотелось заставлять его говорить о делах, тем более, что он, как всегда, был радушно добросердечен. Хотелось больше улыбки, и остаток вечера мы провели в воспоминаниях, в шутках. Приглашал он меня отдохнуть, пожить у него дня 3–4, но это сделать не удалось.
Эта последняя встреча была такой яркой, так отчетливо стоит перед глазами, что] не верится, что [такого] великого Человека и писателя уже нет среди нас.
Память его мы должны почтить постановкой лучших его драматических произведений, [включив их в] золотой фонд советской классики.
Народный артист Республики
Николай Федорович Монахов» [153].
Интересно, что на левом поле страницы красным карандашом отчеркнут абзац со словами: «Любопытное создание, Николай Федорович, этот кулак-то. Мало его еще знают. Надобно о нем писать. И материал кое-какой у меня имеется…». Рядом содержательная помета красным карандашом рукой неустановленного лица, вероятно, редактора «Правды»: «Ну, что брат Пушкин? Ба-аа-льшой оригинал!» Помета явно относится к высказыванию Горького о кулаке.