Тайна семейного архива - стр. 38
На этот раз «Катья» покраснела и неожиданно схватила Кристель за руку.
– Простите, я знаю, что поступаю невежливо, но иначе я не могу. Прошу вас, выйдемте отсюда, прошу вас. – Под ледяными взглядами кельнеров они вышли.
На улице, где продолжал шуметь говор тысяч голосов и уже начали взрываться шутихи, «Катья» подошла вплотную к Карлхайнцу, и на мгновенье он испытал странное ощущение смертельного восторга от напрягшегося, как струна, юного жаркого тела, полуприкрытых серых глаз, раздувшихся ноздрей и той волны ненависти, которая шла от девочки, так прекрасно говорившей на его родном языке.
– Поймите, я говорю вам это только потому, что слишком уважаю, слишком люблю Германию, и именно эта любовь дает мне право сказать правду. Вы… Вы цепляетесь за лживые представления о моем народе, потому что вам удобней и проще с ними жить. Мой прадед погиб под Сталинградом, моя прабабушка пережила блокаду, и вы… Вы… – Девушка задыхалась, и красивое лицо ее стало совсем диким. Она стиснула в кулаки длинные пальцы и с отчаянной силой топнула ногой, затянутой в высокие немецкие кроссовки. – Вы сейчас же, здесь, извинитесь перед их памятью. Ну?! – вдруг грубо добавила она, и Кристель, с ужасом наблюдавшей эту сцену, показалось, что девочка сейчас ударит Карлхайнца по лицу.
– Я полагаю, что вы превратно меня поняли, фройляйн, – процедил он сквозь зубы. – Разумеется, память павших священна для всех…
– Извинитесь, – снова заливаясь бледностью, прошептала «Катья». – Извинитесь.
– Что ж, если вы так настаиваете…
– Ох, простите, простите меня, Кристель! – всхлипнула девушка и, на секунду прижавшись полыхавшей жаром щекой к плечу Кристель, бегом скрылась в пестрой толпе.
Весь остаток дня они провели, стараясь следовать обычной праздничной программе: стреляя в тирах, попивая молодой и пенный зеленоватый рейнвейн и сталкиваясь то тут, то там со множеством знакомых. Русская девушка растаяла, словно облачко в густо-синем октябрьском небе. Но перед сном, положив твердую ладонь на грудь Кристель, Карлхайнц покачал головой и задумчиво произнес:
– Как жаль, что эта девушка все-таки не немка… Будь она немкой, никогда так не поступила бы.
На следующий вечер, во время ужина в новой белоснежной столовой, Карлхайнц неожиданно поинтересовался у Кристель, как она собирается отмечать день рождения.
– Бог мой, что за вопрос! – рассмеялась Кристель, как рассмеялись бы в ответ миллионы ее соотечественниц. – Раннее утро со свечами и подарками, трогательные подношения в «Кепхене», а вечером «Бауэр-хофф»? Или дома? – чуть удивленно уточнила она.