Тайна пепельной розы - стр. 1
Мэри-Эйприл очень спешила и нервничала, поэтому никак не могла открыть замок. Она опаздывала на семинар по теоретической казуистике, в которой ровным счетом ничего не понимала, но её интересовала не столько казуистика, сколько её преподаватель, мистер Брокльхерст.
Мэри-Эйприл отнюдь не была влюблена в него, но привыкла, что все мужчины, с которыми ее сталкивала судьба, тотчас предлагали ей, если не руку или сердце, то свидание или ужин. Кудрявый и близорукий мистер Брокльхерст был совсем не во вкусе Мэри-Эйприл и носил круглые очки, которые не красили его. Мэри-Эйприл часто думала о том, чтобы посоветовать ему купить другие, более изящной формы, но случая для подобного разговора никак не представлялось, и этот факт иногда мучил её. Но самое неприятное было то, что мистер Брокльхерст не обращал внимания на Мэри-Эйприл, и почему-то предпочитал общаться с невзрачной Джеральдиной Уотсон, а ведь Мэри-Эйприл была прекрасно сложена и высока ростом, однако, не настолько высока, чтобы это бросалось в глаза. Цвет ее кожи отличался ослепительной белизной, а очертания головы и лица были таковы, что исключали мысль о бесцветности, часто сопровождающей красоту слишком белокожих блондинок. Ясные голубые глаза, опушенные длинными ресницами, смотрели из-под художественно выполненных бровей, придававших выразительность ее лбу. Густые волосы светло-русого оттенка, обычно завитые изящными локонами, свободно падали на ее прекрасные плечи, словно высеченные из мрамора древнегреческим скульптором1. Правда, пришлось немного исправить размер губ, недостаточно полных для полной гармонии. Фигурой своей Мэри Эйприл была вполне довольна: она обладала длинными стройными ногами, тонкой талией, чуть полноватыми бедрами и высокой грудью, которая неизменно привлекала к себе мужские взгляды. И только мистер Брокльхерст, который внешне более напоминал пылкого итальянца, чем сдержанного англичанина, казалось, был совершенно равнодушен к этому важнейшему атрибуту Мэри-Эйприл, что заставляло ее теряться в догадках и нервничать.
Мэри-Эйприл опаздывала, потому что ей пришлось возвратиться домой по очень важной причине. Эта причина вынудила ее развернуть доставшийся по наследству от отца Порше почти возле колледжа, дважды проехать на красный свет и на полчаса застрять в пробке в нескольких сотнях метров от дома.
Наконец совсем изнервничавшейся Мэри-Эйприл удалось открыть дверь, она промчалась через прихожую, успев на ходу взглянуть в зеркало и поправить завиток на лбу, влетела в свою большую светлую комнату, выдержанную в жизнерадостных желтых тонах, и оцепенела, словно греческая статуя, выпучив прекрасные глаза и мгновенно забыв о том, зачем вернулась домой, потому что перед прекрасными этими глазами предстало совершенно неожиданное и страшное зрелище. Посреди комнаты, прямо на ее любимом сине-желтом солнечном ковре лежал человек. До смерти перепуганная Мэри-Эйприл, обретя дар речи, завизжала изо всех сил и визжала до тех пор, пока в ее легких оставалась хоть пинта воздуха. Когда же воздуха совсем не осталось, и ей пришлось замолчать, чтобы вдохнуть свежую порцию, визжать во второй раз ей расхотелось, она храбро сделала два шага вперед и вновь застыла, словно Афродита, увидевшая одного из своих многочисленных возлюбленных на смертном одре. Распростертый на ковре человек был определенно мертв. Мэри-Эйприл не могла отвести взгляда от его пустых, незрячих, широко открытых глаз, устремленных в потолок. Придя в себя, ибо Мэри-Эйприл редко до такой степени теряла самообладание, чтобы совсем не владеть собой, девушка осторожно осмотрела страшного пришельца. Это был мужчина лет сорока, широкоплечий с жесткими кудрявыми черными волосами и коротенькой, торчащей вверх бородкой. На нем был пиджак в крапинку, светлый блестящий жилет, какие носят лишь ювелиры и старомодные бильярдисты, светлые брюки и рубашка безукоризненной белизны. Рядом валялась шляпа мягкого фетра. Руки его были раскинуты, пальцы сжаты в кулаки, ноги скрючены. На лице застыло выражение ужаса