Размер шрифта
-
+

Тайна «Лунной сонаты». Пленники любви - стр. 66

Герцог усмехнулся, глядя на свое отражение в зеркале. На него взирал чужой, усталый человек, растерянный, потерявший покой и душевное равновесие. И все-таки он не стал сетовать на небеса, потому что жизнь его обрела на закате смысл, он сможет, еще успеет хоть что-то предпринять, даже если и ошибется, но он будет действовать.

Понимая, что все равно не заснет и не успокоится, он направился назад в зал. На его счастье Жаклин уже ушла к себе, а Пианист поджидал его терпеливо, сидел молча у рояля и ничего не играл, просто не мигая, смотрел на клавиши

– Ты знал, что я приду? – чтобы хоть что-то сказать, спросил Пианист.

Тот усмехнулся, вопрос был праздным и не требовал ответа, на него и не стоило отвечать.

– Что беспокоит тебя больше всего? – спросил он в свою очередь, хотя и знал ответ на свой вопрос. Но он хотел, чтобы, произнеся эти слова вслух, сам Старик все понял. Может быть, он поймет, что же его на самом деле волнует.

– Я не могу смириться с тем, что Жаклин отказывается от любви, и в замке, как в склепе, хоронит себя. Она опомнится, но не будет ли поздно?

– Чего же ты хочешь? – бесстрастно продолжал Пианист свой допрос.

– Любви для нее, настоящей, как у Данте, – большой и светлой, – уверенно отвечал герцог.

– Хорошо, но ты разве не заметил, что твоя внучка упряма и ничего не хочет об этом знать? И тебе это известно не хуже остальных, как и то, что любовь может быть зла, жестока и закончится плачевно.

– Все равно, – упрямо твердил герцог Ра, – это не имеет значения. Я хочу любви для нее – это лучше, чем ничего. Ведь нынче на нее невозможно смотреть.

Старик знал, насколько это может быть рискованно. Он понимал, кто перед ним находится. А все-таки внутренняя его убежденность, что лучше хоть какая-то любовь, чем вовсе никакой, все еще оставалась, он ничего не мог с собой поделать.

Кожей он почувствовал, что тот принял его вызов и немного испугался, Знал, что еще может отступить, но отступать не стал.

– Она должна пережить любовь, чтобы исчез этот невольный цинизм и неверие, даже безответная любовь лучше, чем ничего. И он был так убежден в собственных словах, что собеседник с интересом на него взглянул.

№№№№№№№№


Пианист вроде бы с ним согласился, и можно было рассчитывать на то, что его внучка не останется во тьме одиночества и бесчувствия. Ну что же, это все-таки что-то, а потом, когда узнает, что, значит любить и быть любимой, тогда он и сможет помереть спокойно.

С этими странными мыслями и заснул старик, сознавая, что он сделал все от него зависящее. И во сне своем он вознесся вслед за Данте на небеса.

Страница 66