Тайна «Лунной сонаты». Пленники любви - стр. 59
Она понимала, как он проницателен и опасен для нее. Но помимо собственной воли, она тянулась к его пристальному взгляду, к его музыке. Даже если потом за это придется дорого заплатить, она не боялась и этого, и готова была безрассудно броситься в воду с высокого обрыва. Но он все время ускользал, а она не могла даже остаться и поговорить с ним. Он играл ее судьбой, и Жак понимала, что он меньше остальных способен был утешить ее и вернуть смысл существования. Но в нем было что-то большее, чем унизительное утешение. И потому она с такой тревогой, надеждой и болью ждала вечера, сумерек, музыки и встречи с ним.
В тот странный вечер, когда она осмелилась приблизиться к могиле Сержа, Жаклин написала первое стихотворение, нужно было куда-то выплеснуть свои чувства, молчать больше было невыносимо.
Она положила этот листок вместе с тем, который залетел к ней в распахнутое окно.
Комедия окончена, мой друг,
а жизнь сера, почти невыносима,
И только маска скроет ужас мук.
Куда мечта нас снова уносила?
И ночь темна в ракушке бытия,
никто нам эту пьесу не напишет.
Но снова убивает спесь твоя.
И возражаю я тебе все тише.
Нет силы на истерику и боль,
Сама прошла и больше не терзает.
– О чем ты, дорогая, что с тобой?
И смотрит так устало, и вздыхает.
Мой брат, он слеп душою так давно.
Но этого тогда не замечала.
Что остается? Кислое вино,
наряд принцессы, этого так мало.
И красное на черном, словно кровь.
Она еще безжалостно прольется
И все твержу я в забытьи: «Любовь,
она придет, ко мне, она вернется».
И даже верю, если повторить,
она от сна очнется и услышит,
И лишь закат, как мой наряд, горит.
И звезды загораются все выше.
Не сбудется желанье все равно.
Но я о ночи страсти загадаю.
Художник гениален, под луной,
на полотне его я воскресаю.
И буду жить. А что реальность нам?
Она мираж, несыгранная пьеса.
И эта страсть нахлынет, как волна.
И мы уйдем в тень призрачного леса.
Глава 21 Ночной разговор
Старик понимал, что Пианисту ни о чем не надо рассказывать. О послеобеденной прогулке и разговоре с внучкой ему было все известно, даже больше, чем ему самому, потому что он не научился еще угадывать ее мысли.
А узнать ему хотелось, что же тот обо всем этом думает. Но выспрашивать он вовсе не собирался, если тот сам не захочет обо всем поведать.
Герцог побаивался того, что услышит, и это окончательно добьет его и разрушит ту хрупкую надежду, которая только зарождалась в его душе. Но, скорее всего, тот вообще ничего не скажет.
Его же интересовало другое, кто или что может вернуть Жаклин к жизни. Что толку в том, что она не умерла от болезни, она все равно мертва, хотя ходит, говорит, спускается к обеду. Ее душа дышит на ладан и это в ее-то возрасте. Иногда ему кажется, что она отлетит в небеса в любое мгновение. Может быть, Пианист здесь и остается для того, чтобы хоть что-то предпринять. Но просить его о помощи было бы верхом наглости. Да он и предчувствовал, что нельзя ни о чем просить, как только он опустится до такой слабости, он погубит все, что с таким трудом шаг за шагом рождалось.