Тайна горы, или Портрет кузнечика - стр. 4
Мигеля по-настоящему зовут Миша. Он тоже художник, только «свободный». Он так про себя и говорит:
– Я – свободный художник жизни!
Правда, я не видел его картин. Однажды я даже спросил у папы, где можно посмотреть картины Мигеля? Потому что Мигель сам как картина: черные длинные волосы, весь в каких-то разноцветных кофтах и шарфах, в каких-то ремнях, фенечках и завязочках…
– Я бы тоже хотел взглянуть на его картины… – вздохнул папа. – Только он давно уже кисточку в руках не держал.
– Он занимается перфо́мансом, – пояснила мама.
Я не понял. (Тогда не понимал.)
– Ну, берет разные штуки, ставит их с ног на голову и сам ходит посреди этого всего, – пояснил папа.
– На голове? – спросил я.
Почему-то мне представился Мигель со своими шарфами и фенечками, стоящий посреди разных штук именно на голове. Вернее, на ногах, но на потолке. И шарфы свисают вниз…
– Что – «на голове»?
– Ну ходит!
– А-а-а… – протянул папа. – Угу. Можно сказать и так. А эти всякие штуки называются «инсталля́ции».
– Не забивай ребенку голову, – попросила мама.
– Для общего развития, – пожал плечами папа. – Я же на выставку к Мигелю Сашку не приглашаю!
– Да, – отозвалась мама. – Не стоит ребенка пугать…
Мигель – он в общем-то дядька добродушный. Только с закидонами. Как выпьет, начинает читать стихи и бренчать на гитаре. А потом жаловаться на жизнь и плакать. Или смеяться.
Подружки с ним приходят разные. Наверно, потому, что ни одна долго не выдерживает. Или стихов, или слез, или этих… как их?., инсци… ну, этих всяких штук, поставленных с ног на голову.
Теперешняя Мигелева Ариадна ему под стать. Тоже вся в ремешках, бусах, поясах и серьгах. Лохматая. Молчаливая. В трех или четырех кофтах, выглядывающих одна из-под другой. Пришла к нам только второй раз.
Мигель сразу же принял участие в вопросе о моей практике:
– Пускай ребенок отдохнет от родителей! Пусть едет! Я – за! В Крыму хорошо! Тепло!
– Угу, – кивнула его подружка. – Я, например, сама сбегала из дома три раза.
По-моему, эта фраза оказалась единственной, которую она произнесла за весь вечер.
Я не думаю, что такой аргумент положительно подействовал на маму. Она внимательно взглянула на подружку Мигеля и предложила:
– Может, я его лучше на дачу к бабушке отправлю?
Я любил бабушку, мамину маму. Она оставалась единственной моей бабушкой: все остальные (бабушка и два дедушки) уже покинули этот мир. Я бы с удовольствием съездил к бабушке в гости.
Но практика! В Крыму! Вместе с ребятами из «художки»! Неужели родители не поймут, что я уже вырос!
– Ма, это же всего три недели! А на даче у бабушки мне и так все остальное лето загорать! – возразил я.