Размер шрифта
-
+

Тайна голландских изразцов - стр. 24

Он

Рыба, табак.

Цветочные луковицы (тюльпаны, конечно же!).

Голландские сыры – огромные головки в восковой оболочке размером с каретное колесо.

Кофий – божественный напиток, лекарство против «надмений и главоболений».

Белила немецкие, умбра, сурик, лазорь, черлень английская – давно окрасившие балтийские воды.

Лионские пламенеющие шелка. Тафта «помпадур» – легкая, на летние платья. Индийский вощеный ситец – не только на туалеты дамам, но и для интерьеров.

Сервиз мейсенского фарфора – весь в цветах и пасторалях. Золотые табакерки – одарять ими достойных. Золоченая же карета.

И много чего другого, но для мальчишеского воображения хватало и этих сокровищ, плывших на борту «Святого Михаила» и похороненных в 1747 году близ Науво, городка в южной Финляндии. А совсем рядом – знаменитая «Фрау Мария» с грузом бесценных полотен, заказанных императрицей для Эрмитажа и Царского Села, каждое запаковано в свинцовую колбу и залито воском. Мастера «золотого века» – Ван Бален, Герард Терборх, Ян ван Гоен, Андриан ван де Вельде, Брейгель и, возможно, Рембрандт и Вермеер – с еще не потемневшими красками, такими, каких уже не увидишь ни в одном музее мира: яркими, как в день творения. Вот что почти три столетия лежало на дне морском в потерпевшем крушение двухмачтовом флейте.

Те корабли были первыми в длинном мальчишеском списке, что не давал ему спать по ночам. Советское детство с его весьма ограниченным спектром развлечений отдавало все дождливые (и какие дождливые!) ленинградские дни на откуп чтению «Библиотеки приключений» и мечтаниям. Он уже не помнил, где прочел впервые про «Марию» и «Михаила», но долгое время эти имена отзывались загадочным эхом в ушах. По случайности ли, но его лучшим другом долгое время был Мишка Постник, а первой любовью – Маша Орехова. Он даже думал так назвать своих детей. Если, конечно, они у него когда-нибудь будут.

Родителей он почти не помнил – они погибли в автомобильной аварии: отец как раз выиграл в лотерею новый «жигуленок» и, несмотря на материны уговоры, не продал, а решил сам стать автомобилистом. Через неделю после того, как папа с приятелями обмыли права, машина вылетела в кювет, оставив мальчика круглым сиротой. Вся эта история, начавшаяся как большая удача и обернувшаяся трагедией, долгое время казалась издевательской ухмылкой судьбы, преследующей его всю жизнь.

Бабка с дедом с материнской стороны забрали мальчика к себе не без боя – отцовские родичи тоже хотели взять заботу о внуке на себя, но жили в Петрозаводске, и дед с легкостью их убедил, что парню следует воспитываться и получать образование в городе на Неве, а не в провинции мошкару собой кормить. Дед был прорабом – застраивал новьем снесенные деревни вокруг Питера и часто приносил домой найденные в земле старинные монетки. Мальчик рассматривал их с любопытством первооткрывателя: медные копейки, серебряные «чешуйки» и советские полтинники 20-х годов с кующим светлое будущее рабочим. Так, ближе к подростковой поре, у деда появился план, как отстрастить его, безотцовщину, от дворовых неприятностей. Парню нужно было хобби, и дед попросту заразил его своей болезнью – кладоискательством. Каждые выходные под бабкино ворчание они пускались на поиски сокровищ: летом – в турне по деревням Ленобласти, в межсезонье и зимой – исследовать старые чердаки.

Страница 24