Тайна Черной горы - стр. 57

Иван не утерпел, посмотрел ей вслед, как она, стуча каблучками, поднималась по деревянным ступенькам крыльца. Платье на ней тоже колыхалось так красиво и свободно, что ему почудилось, будто он даже слышит легкий шум морского прибоя. Иван был, конечно, рад, что находится в такой чисто мужской дружбе с нею. Он так и подумал: «чисто мужской дружбе». Это считалось высшим баллом похвалы в его понимании человеческих отношений. И в то же время ему было немного грустно. Ему казалось, что жизнь проходила мимо, не увлекая его в своем потоке.

Камералка – длинное серое деревянное здание, крытое, как и многие дома поселка, тесом, чем-то похожее на первый взгляд на промышленное строение, на цех фабрики или местного заводика. Ничем не примечательное здание, в котором геологи-поисковики проводят бóльшую часть своего рабочего времени.

Люди, представляющие себе геолога лишь с молотком в руках и рюкзаком за спиной, да, как поется в модной песне, что он «солнцу и ветру брат», может быть, с большим трудом и недоверием поверят в ту простую истину, что представители этой самой бродячей романтической профессии три четверти года сидят под крышей дома, своей своеобразной конторы, названной камералкой, да прилежно скрипят перьями, работают с рейсфедером и циркулем-балеринкой, оперируют кисточкою, тушью и разноцветными красками. Геологи заняты важным делом: они составляют отчеты и рисуют многочисленные карты – геологические, маршрутные, обнаруженных полезных ископаемых и другие. Черно-белые и цветные, крупных и мелких форматов, часто и двухслойные, с прозрачными накладками, выполненными на кальке. И выходит, что геолог в году лишь три летних месяца шагает с молотком в руках и рюкзаком за спиной, а остальные девять – проводит за обычным канцелярским столом, такое получается соотношение.

И вот у Вакулова эти три долгожданных месяца отпадают, а самостоятельная работа на местности, мягко говоря, становится большим вопросом. Ивану искренне сочувствовали друзья-товарищи, такие же, как и он, геологи-маршрутчики. Но что ему их сочувствие, когда лето набирает полную силу и поисковые отряды один за другим уходят в тайгу, в глухие и такие желанные горные дебри Мяочана? А он вынужден сидеть на центральной базе, в пустующей с каждым днем все более камералке, да лишь мысленно проходить свой маршрут, к которому тщательно готовился и который выучил наизусть по своей полевой карте, наклеенной столярным клеем для крепости и прочности на дюралевый планшет.

Маршрут по всем статьям обещал быть перспективным. Иван возлагал на него большие надежды. В прошлом сезоне, в своем первом самостоятельном походе, в глухих таежных местах Мяочана, в зоне, около красивого горного озера Амут, намыл «знаки», косвенные свидетели возможного залегания под землей руды. А зимой, при лабораторном анализе принесенных им из тайги проб, специалисты в них, к его радости, обнаружили и крохотные «следы» этой самой руды, мельчайшие кристаллики касситерита. Они, «следы» эти, конечно, никого не удивили и особых восторгов не вызвали. Такие знаки и «следы» намывали во многих районах обширного Мяочана. У других геологов были более веские находки: оконтурены рудные зоны. Но Иван поверил сердцем в свою, еще не найденную им, руду. Он нисколько не сомневался в том, что она там есть, спрятанная на глубине. Какая-никакая, а есть. Может быть, даже промышленных запасов. И не рассеянная, не тонкими прожилками, а лежит этакой компактной глыбой, как найденная недавно, всего несколько лет назад здесь, в дебрях Мяочана, на берегу шустрой речки Силинки таким же, как и он, молодым, еще не оперившимся геологом Олегом Табаковым, сказочно крупного и уникального месторождения касситерита, на базе которого и была создана эта самая Мяочанская экспедиция, вырос поселок с красивым названием Солнечный, и куда он, Иван Вакулов, прибыл в прошлом году по распределению после успешного окончания Саратовского геологоразведочного техникума.