Тайна архивариуса сыскной полиции - стр. 25
Освященные кушанья оттягивали руку. Праздник! Прочь злость и обиды. Не сегодня. Не сейчас! Я прошла в комнату и, оставив узелок на столе, всмотрелась в рассеченную белым шрамом ладонь.
– Что с вами? Вы поранились? – Алексей меняется в лице.
Белизна рубашки резко контрастирует с бронзовой кожей. Я же в черном платье. Девять дней со смерти Оли. Но приношения не будет. Не будет отпевания, и утешения не будет.
Самоубийца…
Мы на кухне. Мама рядом нервно теребит ворот платья. Я знаю, что не так, я слышала шепот слуг. Ночью отец заливал горе и снова проигрался. Зря мы переехали в Петербург.
– Маша, поздоровайся, – тихо шепчет мне мама, и я понимаю, что шепотом можно кричать.
Скоро нам придется узнать, как далеко распространяется щедрость князя.
– Господин Милевский, – приветствую я жениха покойной сестры, сжимаю кулак и безмолвно читаю молитву.
Смирение! Я только из церкви. Вспоминаю исповедь, вспоминаю, как смотрела в глаза батюшки.
Стыд и вина. Грехи отпущены, но прощение не вернет Олю!
«На всё воля божия, Машенька…»
Алексей подходит ближе и берет меня за руку. Я морщусь, раскрывая кулак.
– Это ягода…
Его пальцы касаются моего запястья, и от боли я хочу кричать.
– Нет, не ягода, – качает он головой. Тяжелый взгляд на маму и тяжелое: – Варвара Степановна?
На моей раскрытой ладони кровь. Алая линия.
Я разделась и разожгла печь. Взяла пяльца и устроилась у окна. Скучная монотонная работа, по моему мнению, должна была успокоить нервы. Отнюдь. Мысли молотками стучали в голову.
Опекунство Милевского было скандалом. Мое появление в обществе сопровождали шепотки. Не слишком это приятно, быть цирковой собачкой на потеху толпе. Что было простительно мужчине и князю, не было простительно девице на выданье. Впрочем, после единственного выхода в театр, я не появлялась нигде. Алексей увез меня из столицы.
Позор царской семьи, несмываемое пятно на репутации. Уже тогда.
Почему же убийства произошли сейчас? Чтобы усадить за решетку особу царской крови не достаточно парочки косвенных свидетельств! Так, может быть, дело, и правда ... во мне? Имена, возраст ... порез на ладони.
Я до крови уколола палец и отбросила рукоделие в сторону. Не поможет вышивание. Достала из библиотечного шкафа томик со сказками и, накинув пальто, поднялась на последний этаж.
– Машенька, – Анна подслеповато сощурилась, – рано ведь?
– Сказки! – обрадовался глазастый Василий и, поднырнув под материн локоть, выбежал ко мне.
– Верно, – я рассмеялась и прижала мальчишку к себе. – Самое время для сказок.
Мы читали. Анна утюжила платья, слушая нас вполуха, и посмеивалась, глядя на возбужденно подпрыгивающего сына в особенно увлекательных моментах. За окном стемнело. Настала пора собираться на Службу. Наскоро перекусили, и я спустилась вниз – утеплиться. Вышитая шерстяная телогрейка, надетая под пальто, делала меня похожей на ребенка, укутанного в тридцать три платка заботливой матерью.