Тайфун приходит с востока - стр. 36
Кравченко снял трубку сам. Они не разговаривали уже четыре года, но Игнатьев немедленно вспомнил его интонации.
– На проводе, – презрительно сказал Кравченко.
– Здорово, Виктор!
– Кто это?
– Не признал? Игнатьев. Помнишь такого?
– Серега? – удивился Кравченко. – Ты как… ты где?
– Здесь, в Морском. Приехал по делам. Вот решил позвонить.
– Сколько же мы с тобой лет?..
– Четыре года.
– Как ты?
– Да все нормально. Слушай, Витя, у тебя для меня времени немного найдется? Очень нужно посоветоваться.
– О чем разговор! Приезжай прямо сейчас. Помнишь, где я живу?
– А твои не обидятся? – осторожно осведомился Игнатьев. – Все-таки сегодня выходной.
– Народ в поле, – ответил Кравченко. – В смысле, в загранпоездке. Отдыхают на китайских курортах. Вернутся только через две недели, никому ты не помешаешь. Так ты адрес помнишь?..
Адрес Игнатьев не забыл. У Кравченко ему приходилось бывать не один раз. Как и тому у него. В принципе, их отношения в свое время вполне можно было называть дружбой. Нормальной, мужской, основанной на взаимном уважении двух нормальных мужиков, глядящих на стремительно разваливающийся мир с одинаковой брезгливостью и отвращением. Кравченко в ту пору работал в УБОПе и принадлежал к категории «честных ментов». Нет, разумеется, он не отказывался от даров благодарных коммерсантов, спасенных им от рэкетирских наездов и избавленных от прочих жизненных неприятностей: милицейская зарплата давно уже не позволяла прокормить семью. Он подрабатывал также приходящим консультантом по безопасности в более или менее благопристойном банке. Однако от откровенного криминала Кравченко ни за какие бабки никогда никого не отмазывал и с уголовной шпаной, ныне переодевшейся в тысячедолларовые костюмы и заседавшей в депутатских креслах, в переговоры не вступал.
Кравченко жил в относительно новом районе Морского, застроенном в последние годы советской власти типовыми многоэтажками и оттого совершенно неотличимым от подобных районов любого другого города на территории не только исчезнувшего СССР, но и бывших партнеров по социалистическому лагерю. Подъехать к его дому Игнатьев не смог: асфальт на дороге был взломан, в отрытой траншее копались рабочие в ярких желтых куртках, меняя проржавевшие фрагменты водопроводных труб. Перепрыгивая через языки сырой липкой глины, Игнатьев вспомнил, что последнюю зиму чуть не половина населения Морского бедовала из-за перебоев с подачей тепла и воды.
Кравченко открыл дверь, загородив почти весь проем широким, сильным телом. За прошедшие годы он изменился мало. Разве что слегка погрузнел, да на висках прибавилось седины.