Тайфун - стр. 9
«Мы здесь не носим нарядных мундиров, зато дружны, как братья, – писал он. – Обедаем все вместе и живем, как бойцовые петухи… Ребята из машины – все достойные парни, а старина Сол, старший механик, настоящий кремень! Мы с ним закадычные друзья. Что до нашего старика, то другого такого спокойного шкипера не найдешь. Порой можно подумать, что у него не хватает ума разобрать, где непорядок, однако ж это не так – ничуть не бывало. Он командует уже много лет. Явных глупостей не делает и управляет судном, никого не стесняя. Думаю, у него не хватает мозгов, чтобы получать удовольствие от ссор. Его слабостями я не пользуюсь – никогда до этого не унижусь. Не принимая в расчет его ежедневных обязанностей, он, по-моему, понимает не больше половины того, что ему говоришь. Мы иной раз над этим посмеиваемся. Правду сказать, скучновато с таким капитаном в долгом плавании. Длинный Сол говорит, что капитан неразговорчив. Неразговорчив? О господи! Да он молчун, каких поискать. На днях я разговорился под мостиком с одним механиком, а капитан, видать, нас слышал. Когда я пришел заступать на вахту, он вышел из рубки, осмотрелся, поглядел на бортовые огни, бросил взгляд на компас, сощурился на звезды. Он всегда так делает. А потом и спрашивает:
– Это вы только что разговаривали у левого борта?
– Да, сэр.
– С третьим механиком?
– Да, сэр, – отвечаю я.
Он отходит к правому борту, садится на свой раскладной стульчик под обвесом и где-то около получаса не издает ни звука. Только чихнул один раз.
Потом слышу – он поднимается и топает ко мне на левый борт.
– Не могу понять, как вы находите, о чем говорить, – заявляет он. – Битых два часа! Я вас не обвиняю. Люди на берегу целыми днями болтают, а вечером садятся и продолжают говорить за рюмочкой. Наверное, повторяют одно и то же по сто раз. Не понимаю.
Нет, ты слышал о чем-нибудь подобном? Он с таким недоумением расспрашивал. Мне даже жалко его стало. Но иногда он просто невыносим. Конечно, никому не придет в голову изводить его, даже если бы он того заслуживал, да он не заслуживает. Он так наивен, что, если бы тебе пришло в голову показать ему нос, он бы искренне недоумевал, что на тебя нашло. Однажды он сказал мне с очень серьезным видом, что не может понять, почему люди всегда поступают так странно. Он не понимает самых простых вещей, вот в чем дело».
Так писал Джакс своему приятелю, служившему на торговых судах в Западном полушарии, от полноты чувств и живости фантазии.
Он выражал свое искреннее мнение. Не имело смысла пытаться произвести впечатление на такого человека. Если бы на свете было много таких людей, жизнь показалась бы Джаксу скучным и неблагодарным делом. В своем мнении он был не одинок. Даже само море, разделяя добродушную снисходительность Джакса, никогда не преподносило неприятных сюрпризов этому молчуну, редко поднимавшему глаза и невинно странствовавшему по водам с единственной видимой целью – добыть пропитание, одежду и кров для трех человек, оставшихся на суше. Конечно, он был знаком и со скверной погодой. Как всем, случалось ему и промокнуть, и устать, и терпеть лишения, однако он быстро об этом забывал и в письмах домой неизменно сообщал о хорошей погоде. Однако ни разу еще не довелось ему увидеть неизмеримую мощь и безудержный гнев стихии, который истощается, но никогда не утихает, гнев и ярость разбушевавшегося моря. Капитан знал о них, как все люди знают о существовании преступлений и всяких гнусностей. Он слышал об этом, как слышал мирный обыватель о битвах, голоде и наводнениях, не понимая значения этих событий, хотя ему приходилось иной раз вмешиваться в уличную драку, оставаться без обеда или вымокать до нитки под ливнем. Капитан Макуир плавал по морям, как иные люди мирно проходят сквозь годы, чтобы в конце осторожно опуститься в тихую могилу. Они до конца своих лет не сталкиваются с вероломством, жестокостью и ужасом. Таких людей можно встретить в море и на суше, счастливых… или просто презираемых судьбой и морем.