Татьяна, Васса, Акулина - стр. 25
Гости продолжали гулять, их голоса звенели в избе, текли по сеням, просачивались в горницу. Муж приоткрыл дверь, размазав босой ступней кровь на пороге, и позвал свекровь. Почему-то свекровь, хотя положено было звать сваху. Позвал тихо, но та прибежала, словно ждала рядом. Свекровь нехорошо оглядела новенькую невестку, толкнула на постель и полезла ей под рубаху.
Васса не думала, что умрет со стыда, она про себя тихонько прикидывала, как порешит свекровь при первом удобном случае: зарежет серпом, утопит в колодце или стукнет камнем на пашне на следующий год. Однако случилось чудо: свекровь нашла-таки капельку крови и напустилась на нее, правда, без кулаков:
– Не должно девкам мальчишеские замашки иметь! Видишь, что бывает! Могли за гулящую тебя счесть!
Свекровь же и решила проблему, прогнав ненужных свидетелей: принесла куренка, велела Кондрату оторвать тому голову, ведь женщинам нельзя бить птицу, измазала куриной кровью рубаху Вассы.
Утром, на второй день свадьбы, подметая по обычаю пол в избе и собирая нарочно рассыпанные монетки – дар для молодой, Васса щеголяла окровавленным подолом белой рубахи к удовольствию всех свидетелей: оставшихся ночевать гостей и постоянных жильцов, ее новой семьи. А если кто шептался не к месту, свекровь того не щадила, гнала с бранью.
Васса поняла, что уживется здесь: ей было в новинку, что в дому командует женщина, и свекровь она полюбила чуть ли не пуще матери.
Васса готовит щи. Рано, едва рассвело. В окна, холстом затянутые по случаю лета, еще и лучик не пробивается, так, рассеянный тусклый свет. Печь растоплена, завтрак – вчерашние пресные лепешки да разбавленное молоко – уже готов. Сейчас мужчины встанут, позавтракают и уйдут в поле. И Васса должна бы идти с ними, но свекровь наказала остаться: Вассе родить вот-вот. Потому, раз время есть, раз в избе осталась, Васса готовит щи. Тимьян, богородицыну траву, берет, окунает в горшок – ненадолго. Дух хороший от тимьяна, но держать до закипания нельзя, горчить станет, и запах сильный слишком. Горчицу дикую сует, тоже ненадолго. И, коль уж дома сидит, не держит еду в печи до полудня, раньше вынимает горшок со щами, чтобы не отводянели.
– Кто научил-то? – спрашивает свекровка.
– Никто. Сама, – отвечает Васса. Она молчит про знакомую старуху из бывших дворовых людей, что передавала ей рецепты, подсмотренные на господской кухне. Если уж Васса перепутала управляющего с барином, может, и нет никакой господской кухни, может, старуха соврала, что при барине служила, соврала, что повар у них из немцев был.