Татушечка. История заблуждений. - стр. 23
Прозвище «чудик», слава Богу, не прижилось. Но было обидно даже не это, а то, что мои чувства оказались оголены перед теми, для кого не предназначались. Меня словно вывернули наизнанку и показали всему миру несовершенное нутро, стыдное, хотя ничем не отличающееся от другого такого же. Устои, говорившие о чистоте любви и желании быть любимым, оказались попраны, транспаранты сорваны и брошены под ноги толпе, и вместо аккуратно выведенных слов признаний, на них остались только жирные грязные следы.
После того случая больше я девчонкам писем не писал. Ни одной, даже самой захудалой записки не подкинул. Мстил. Потому что ближе к концу одиннадцатого класса вытянулся, подкачался и выглядеть стал гораздо лучше курящих задохликов. Мы с Ашером уйму времени в тот год проводили на спортивной площадке в соседнем районе, так что я мог спокойно прогуляться по физкультурному залу без футболки до раздевалки, и девчонки посматривали на меня с нескрываемым интересом. Только вот ни одной встречи так и не случилось, как бы они ни пытались провернуть это «дело на миллион».
Поддавшись воспоминаниям, я достал старые фотографии: выпускной. Снято на плёночный фотоаппарат, поэтому казалось, будто это скриншоты видео: весёлые лица, ярко накрашенные девчонки в платьях, одно фантастичнее другого, парни в костюмах и перекошенных галстуках, а кое-кто и в бабочках. Юные, задорные и, как любила говорить наша классная руководительница, – полные надежд. Хотя в тот день все мы были полны дешёвого портвейна и «Советского шампанского». Я нашёл себя и ухмыльнулся: изменился, конечно. Тогда во мне жила гораздо большая наивность, чем сейчас, ожидание чего-то нового и интересного, хотя особых надежд, вопреки мнению учительницы, я не питал. Стоило уехать, как сделала почти половина класса: с неплохой успеваемостью мне вполне поддались бы столичные вузы, но я предпочёл остаться дома. Отчасти из-за врождённой трусости и осторожности, отчасти из-за протеста. Мать слишком яро уговаривала меня ехать, мол, там возможности, другая жизнь, перспективы. И я сопротивлялся. Что было сил сопротивлялся.
Зато встретил Литу.
Нет. Не те воспоминания. Не для этого времени.
Хватит!
Я запихнул фотографии в коробку и закинул на полку, но локомотив уже набрал скорость, и остановить его было не так-то просто.
– Утта, – прошептал я себе. – Утта! – чуть громче.
Хрупкий, полупрозрачный образ ускользал из памяти: я оказался плохим детективом и не мог восстановить мелкие детали, которые точно видел. Худые ноги, такие же руки. Шея. Какая у неё шея? Приятный, чуть мелодичный голос, но звонкий по-девичьи. На что он был похож? Сравнение не находилось: стоило больше читать стихов поэтов Серебряного века, чтобы научиться подбирать лёгкие, изысканные метафоры, которые так хотелось сейчас связать с этой девочкой. Я не собирался думать о ней плохо, не хотел притягивать грязь. Пусть она будет пока чистой и наивной, совсем как я когда-то. Пусть у меня получится спасти её, обрести друга или… Дочь?