Татуировки. Точка невозврата - стр. 11
– Белло херубино! Ангелочек! И давали апельсин, пахнущий солнцем и пылью.
Так Тарантино прошел весь город без успеха, и только устал от бесконечных: Бон джорно, сеньора!
Он присел на край фонтана, спустил туда свои уставшие ноги и задумался. Он не знал, что теперь делать, а возвращаться домой, не найдя работы, было нельзя. Он вспомнил утренний разговор с грузчиком и решил пойти в порт. Солнце уже село и темнота – как это бывает на юге – без предупреждения и перехода – заполнила улицы Сорренто прохладой и влажностью.
Он добрался до порта уже в темноте, спросил в портовых воротах – где найти Гвидо Фаннели, и ему указали на большой дом, где жил портовый рабочий люд.
В здании, куда он вошёл, было накурено и шумно. Рабочие сидели в общей комнате, где стояли столы и стулья и пили дешевое вино из граненых стаканчиков, заедая свежим хлебом и твердым сыром, порезанным небольшими кубиками. Гвидо признал утреннего попутчика и замахал мальчику руками
– А, Херубино! Пришел-таки! Ну иди, поешь.
Рабочие раздвинулись, давая место Тарантино за столом. Он не ел ничего целый день, кроме двух поданных ему апельсинов, поэтому он набросился на хлеб с сыром, как голодный скворчонок. Гвидо налил ему стакан вина – пей, Херубино!
Тарантино посмотрел на Гвидо, но отказаться не посмел и жадно выпил целый стакан до дна. Алкоголь, сыр, хлеб, усталость – все вместе перемешались в маленьком теле Тарантино, глаза его стали слипаться, и он уснул прямо за столом, положив свою ангельскую голову на плечо Гвидо. Тот грубо засмеялся:
– Устала, детка! Спать пора! Гвидо курил вонючие сигареты, но и это не мешало Тарантино сладко спать.
Гвидо поднялся, взял на руки уснувшнго мальчонка и сказал:
– Ну мы пошли спать, – и подмигнул своим товарищам.
Его провожал смех и грубые замечания типа:
– Не убей Херувимчика, Гвидо! И нам оставь побаловаться! Смотри какой пупсик – спит как девчонка!
Гвидо тащил свою жертву в комнату, расположенную в том же доме, где стояла его кровать и был умывальник. Вещей у него почти не было, кроме полотенца, мыла и дополнительных штанов и рубахи. Он положил Тарантино на кровать и снять с него всю одежду. Его хрупкое, детское, ещё по-щенячьи чуть округлое мягкое тело было молочно-белого цвета, а кудри рассыпались по лицу ещё такому нежному, покрытому, как персик, мягким пушком, и Гвидо провел своей грубой рукой по его личику ангела, сошедшего с Итальянских церковных фресок.
Нагое тело Тарантино с неповторимый изгибами было настолько проитягательно, что Тарантино, обнажив свое не раз испытанное в бою личное мужское оружие, уже затвердевшее от желания, не смог более противиться.