Таня Гроттер и пенсне Ноя - стр. 10
Ничему уже не удивляясь, Генка, едва раздевшись, рухнул на кровать и сразу уснул.
Глава 2
ИСКРИС ФРОНТИС ФОРТЕ
В первую пятницу мая Безглазый Ужас в подвале перестал душераздирающе стонать и греметь кандалами. По грудь втянувшись в пол, призрак заинтересованно уставился на каменную стену, на которой сами собой проступили кровавые пятна.
– Это та самая стена… Скоро что-то будет… – сказал он с нехорошим смешком.
Почти в ту же минуту тремя этажами выше Великая Зуби с удивлением разглядывала руны, вышедшие только что из-под ее пера. Эти грозные, точно сотканные из пламени руны совсем не походили на заурядные руны угрызений совести, которыми Зуби собиралась усовестить своего мужа Готфрида за то, что он слишком засмотрелся за ужином на Медузию.
«Хм… Хотела бы я знать: что это означает и как меня угораздило?» – подумала Зуби. Она попыталась стереть руны, но те стремительно разбежались от ее ладони. В этот момент Зуби впервые посетило нехорошее предчувствие.
Недолеченная Дама томно выплыла на стену Тибидохса и посмотрела на луну. Луна была красная и плоская. Она точно прилипла к горизонту, окрашивая океан в алый цвет. Взгляд Недолеченной Дамы мечтательно затуманился.
– Такая луна была в день, когда мое сердце перестало биться. Жаль, нельзя заново пережить этот волнующий момент… – произнесла она.
Рядом кто-то хмыкнул. Повернув голову на сто восемьдесят градусов, что было бы весьма экстремально для простого смертного и даже живого мага, Дама увидела поручика Ржевского.
– Bon soir, мамуля! Опять скорбим?.. А я вот даже не помню, как умер. Стоит наш гусарский эскадрон полевым лагерем. Гусары, значит, у костров, то-се, кашку, картошечку, а мы, офицеры, в палатке у эскадронного, лихой был рубака. Как раз случился день его ангела. Ну выпили бутылочку-другую за нашу победу… В общем, только нам хорошо стало, а тут часовой стреляет. Французы! Ну я выскакиваю из палатки, прыгнул на коня, саблю наголо – и в бой. Лечу, рублю направо и налево, крошу всех в капусту. Демон тьмы, властитель боя! Неприятель в ужасе! О моей отваге, мамуля, слухи ходили! Меня сам государь отличал! И вдруг вижу – несется мне навстречу толстый французский кирасир. Я увернулся от его удара и всадил ему клинок снизу под кирасу, да только вдруг смотрю: моя сабля проходит сквозь француза, а он даже не замечает. Я лечу дальше – и та же история. Бой идет, я сражаюсь как лев, проявляю чудеса геройства – и ничего. Тут я оглядываюсь и, вообрази, обнаруживаю, что меня убили. Весь окровавленный я лежу на траве, сжимая в руке саблю, а мой верный конь стоит рядом и жалобно так толкает меня мордой…