Таня Гроттер и магический контрабас - стр. 19
И это была наглая ложь – Таня не была хамкой, хотя постоять за себя умела. Маленькая, быстрая, бойкая, с мелкими кудряшками, она ухитрялась быть сразу везде. Ее острый язычок резал как бритва.
«Этой палец в рот не клади!» – признавала иногда Нинель, которая сама запросто кому угодно могла отгрызть руку по локоть да еще и сказать, что невкусно. На самом деле Таня вовсе не была вредной, просто с Дурневыми, ежесекундно унижавшими ее, иначе было не выжить.
С середины весны и до середины осени Дурневы заставляли Таню спать на застекленной лоджии, и лишь когда становилось совсем холодно, ей позволялось перелечь в самую дальнюю и темную комнату квартиры Дурневых. В ту комнату, где в обычное время стоял пылесос, лестница-стремянка и жила злобная такса по имени Полтора Километра. Эта старая кривоногая колбаса ненавидела девочку так же сильно, как и сами Дурневы, и, выслуживаясь перед хозяевами, вечно висла у нее на пятках.
С того дня, когда Герман и его супруга обнаружили на своей площадке футляр от контрабаса, прошло десять лет. Снова была осень, но уже не яркая и радостная, как тогда, а хмурая и дождливая. Ночью были заморозки, и по утрам на застекленной лоджии повисали сосульки. Точно такой же лед образовывался и на тонком матрасе девочки, и на ее одеяле. Возможно, Дурневы и позволили бы Тане снова перелечь в комнатку, если бы не недавно сделанный ремонт.
– Только представлю, что эта неряха лежит на новой кровати и трогает пальцами наши новые обои, мне просто кусок в горло не лезет, – заявляла тетя Нинель.
– Да, жаль, что мы выбросили старый диван... Но, наверно, она сможет спать на полу, на своем матрасе, – великодушно говорил дядя Герман, когда бывал в хорошем настроении. Однако случалось это крайне редко, потому что хорошее настроение у него было лишь одно, а дурных, как известно, сто семнадцать... То, что несколько лет назад дядя Герман стал депутатом и даже возглавил комиссию «Сердечная помощь детям и инвалидам», очень мало его изменило. Он даже, пожалуй, стал еще противнее. А тут к тому же новые выборы на носу! Дядя Герман ходил все время хмурый и озабоченный и, только выходя на улицу, с омерзением натягивал на себя улыбку, как натягивают старые и не очень чистые носки. От постоянной озабоченности он еще больше высох. Даже уличные собаки поджимали хвосты и жалобно выли, когда дядя Герман проходил мимо.
Так и не сумев найти на лоджии ничего, что позволило бы дотянуться до шпингалета, Таня слегка приуныла. Упрашивать же Пипу открыть ей она не собиралась, чтобы не доставлять той дополнительного удовольствия.