Танго со смертью - стр. 3
Лина очнулась от длительного наркоза и обнаружила себя, слава богу, на этом свете, а конкретнее – в реанимации. Руки и ноги были связаны, во рту– дыхательная трубка. Впрочем, ей еще грех жаловаться. Проснулась, значит, жива. Жизнь продолжается! Самое страшное позади. Во всяком случае, теперь не надо представлять, как ее охлажденное и остановленное сердце лежит в ладонях знаменитого профессора Рустама Маратовича и как он, словно прославленный кутюрье, ловко сшивает его иголкой с медицинской нитью, оставляя на оторванном сердечном клапане ровный и аккуратный шов, как на платье «от кутюр». Позади, к счастью, остался и главный кошмар пациентов, о котором все шепчутся накануне операции. Больным мерещится материализовавшийся ужас – ручная пила, которой хирурги пилят кость грудины, чтобы вскрыть грудную клетку. Приехав на каталке в операционную, Лина с ужасом искала глазами это орудие пытки. Пилы, к счастью, нигде видно не было. Возможно, хирурги прячут сей инструмент подальше от испуганных глаз пациентов и достают из подсобки, когда больной уже глубоко спит на операционном столе.
«Я жива, и это главное», – еще раз мысленно поздравила себе Лина и снова забылась тяжелым сном.
Ее разбудил все тот же низкий женский голос.
– Надоели, блин! Как мне тут все остое…ло! – обладательница низкого голоса смачно выматерилась и с грохотом швырнула в лоток металлические инструменты.
– Да ладно, Муха, не нагнетай, – послышался резкий мужской тенорок.
– Каждый день одна и та же хрень! – не унималась дама. – Эти старые галоши, то бишь пациенты, все как один жить хотят, оперируются пачками, а мы – прыгай тут вокруг них, повязки меняй, капельницы ставь да мочу из мочеприемников выливай. Им, видишь ли, жизнь на старости лет продлить приспичило. Видимо, жирно живут, раз до сих пор не надоело. А мы, молодые и полные сил, не спим из-за них ночи напролет. Несправедливо, скажи, Костян? Медсестра на дежурство не пришла – так мы и за медсестру будем пахать тут до усрачки. Чего молчишь, Костян? Ты чо, задрых?
Тенорок буркнул что-то невнятное, и Муха потребовала:
– Просыпайся, Костян, сейчас же! Мне одной тут впахивать тошно. Начальство считает, хрен ли нам еще в этой гребанной реанимации делать, и накидывает на дежурстве разной херни, как грязи. Мол, клятву Гиппократа давали? Давали, блин! Значит. херачьте тут за себя и за того парня. А денежки нам этот хренов Гиппократ за переработку платить будет? Скоро начальство прикажет нам еще и полы в реанимации мыть. И будем мыть, как бараны, не сомневайся! Чего молчишь? Я права, Костян, или как?