Танец с драконами - стр. 58
– Дай врагу золота, и он вернется за новой порцией – так говорил мой отец.
– Тот самый, которого ты убил? – Иллирио выкинул куриную косточку. – Никакие наемники против визжащей орды не выстоят: Квохор доказал это.
– Даже твой бравый Грифф?
– Грифф – дело иное. У него есть обожаемый сын, молодой Грифф, благороднейший юноша.
Вино, сытная еда, солнце и жужжащие мухи действовали усыпляюще. Тирион засыпал, просыпался и пил. Иллирио, не отстававший от него в возлияниях, захрапел, как только небо стало пурпурным.
Ночью Тириону приснилась битва, окрасившая вестеросские холмы в алый цвет. Он сражался в самой гуще и махал топором с себя ростом рядом с Барристаном Смелым и Жгучим Клинком, а в небе кружили драконы. Во сне у него были две головы, обе безносые. Во главе вражеской рати стоял отец, и Тирион еще раз убил его. Потом изрубил в кашу лицо своего брата Джейме, смеясь при каждом ударе. Лишь когда бой закончился, он заметил, что вторая его голова проливает слезы.
Проснувшись, он обнаружил, что ноги у него затекли.
Иллирио ел оливки.
– Где мы сейчас?
– Все еще на Плоских землях, торопливый мой друг. Скоро дорога приведет нас в Бархатные холмы, и мы начнем подъем к Малому Ройну и Гойану Дроэ.
Гойан Дроэ, ройнарский город, валирийские драконы сожгли дотла. Тирион путешествовал не только в пространстве, но и во времени, прокладывая путь в седую древность, когда драконы правили миром.
Он спал, просыпался, опять засыпал – как днем, так и ночью. Бархатные холмы разочаровали его.
– У половины шлюх в Ланниспорте сиськи больше, чем эти горки. – Они миновали круг камней, воздвигнутый, по словам Иллирио, великанами, и глубокое озеро.
– Здесь устроили свое логово разбойники, нападавшие на всех, кто проходил мимо, – сказал Иллирио. – Предание гласит, что они до сих пор живут под водой. Всех, кто рыбачит на озере, они затягивают вглубь и съедают.
На следующий вечер у дороги возник валирийский сфинкс с туловищем дракона и головой женщины.
– Королева драконов, – сказал Тирион. – Добрый знак.
– Только короля ей недостает. – Иллирио показал на пустой, заросший плющом и мхом цоколь, где когда-то лежал второй сфинкс. – Кочевники поставили его на колеса и уволокли к себе в Вейес Дотрак.
«Тоже знак, но скорее дурной», – решил Тирион.
Ночью, выпив больше против обычного, он внезапно запел.
«Он помчался по улицам городским, // ненасытной страстью влеком. // Там жила она, его тайный клад, // наслажденье его и позор, // и он отдал бы замок и цепь свою // за улыбку и нежный взор».
Больше он ничего не помнил, только припев: «Золотые руки всегда холодны, а женские горячи». Руки Шаи били его, когда он вдавливал золотые ей в горло, – он не помнил, были они горячими или нет. Она теряла силы, и казалось, что о его лицо бьются бабочки, а он закручивал цепь, вгоняя золотые руки все глубже. Поцеловал ли он ее на прощание, когда она уже перестала дышать? Этого он тоже не помнил… но их первый поцелуй в палатке на Зеленом Зубце запомнился ему хорошо. Какими сладкими были ее уста.