Танец мотылька - стр. 13
Мы чужие, незнакомые люди, а он смотрит и смотрит, и слезы счастья катятся по его щеке. Я начинаю верить в эту искренность, в него, в нас, в то, что могло быть «до».
Не сдерживаюсь. Закрываю глаза и реву. Муж вытирает мои слезы, царапая пальцами кожу.
Я прихожу в себя. Длинно выдыхаю, сдерживая волнение. Мне не по себе от этого фарса.
Бенедикт Егорович стоит в стороне. Бросаю на него взгляд: кажется, в темноте его глаза светятся. Ох, мне нужен отдых.
– Крылова, достаточно. Пойдем, – доктор зовет к выходу, но его взгляд все еще кажется странным. Может это из-за слез, которые застилают мир пеленой?
Марк отпускает меня. Пряча глаза, отхожу к дверям. Мужчина все еще тянется рукой, мычит что-то, и мне становится смешно, словно я попала в немое цветное кино с плохими актерами. Сжимаю губы и забиваю глубоко-глубоко желание расхохотаться.
Зуев хлопает одобрительно по плечу и выводит меня в коридор. Слышу вдогонку свое имя: протяжное, наполненное горечью и тоской.
– Завтра уже сможете нормально поговорить, а сейчас вернись в палату. Попозже Марина отведет тебя к Вере Васильевне.
Остаюсь одна в комнате и меня разрывает смех. Хохочу, а затем заваливаюсь на кровать и безудержно рыдаю.
Что-то не так с моей жизнью. Все по-другому. Не мое: чужое все и далекое, словно я провалилась в параллельный мир. Но ведь это же сказки?
Приоткрывается дверь.
– Вика, что-то случилось? – слышу Маринин голос. Он слегка надломан, с характерной хрипотцой. Но я не отвечаю ей, слишком занята слезным порывом.
Тапочки шуршат по полу, она подходит ближе. Я вдруг вспоминаю о самом важном. Вскидываю голову:
– Моим родным позвонили? И где мои вещи? Мне нужен телефон!
– Если помнишь номер, могу дать свой мобильник. А вот, сообщали ли твоим родным, я не знаю. Вчера на дежурстве Лиза была. Но вряд ли она успела. Тут же тако-о-е творилось.
Шмыгаю носом и растираю слезы по лицу, больно зацепляю пластырь на щеке.
– Ой, погоди! – Марина пропадает за дверями и через минуту возвращается. В руках баночки, коробочка и телефон.
Я сажусь на кровать и складываю ноги по-турецки. И чего это меня пореветь потянуло? Стряхиваю наваждение, гоню прочь слабость. Чтобы выбраться отсюда надо показать, что я быстро поправляюсь. Щупаю место, где перемотаны ребра. Болит еще. Дышать не мешает, но все равно – будто камень в груди.
Медсестра присаживается рядом, аккуратно снимает пластыри с моего лица и обрабатывает раны. От нее несет приторным ванилином или шоколадом. Я непроизвольно шиплю через зубы, когда рану щипает от спирта. Марина легонько дует. Дыхание у нее не сладкое, видимо, это духи так пахнут.