Танцы на мятых простынях - стр. 14
И ладно бы – только как брат, как партнер в танцах.
Я начал ревновать как мужчина.
Я заметил, как пялюсь на длинную изящную шею сестренки, когда она сидит передо мной. Как вдыхаю аромат ее парфюма. Как меня пьянит запах ее пота во время тренировок. Как сладко и одновременно мучительно обнимать ее, держать за руку, ловить в поддержках, сплетаться телами в танцевальных связках. Какие у нее огромные глубокие глаза... то есть, я и раньше знал это, но только тогда начал по-настоящему всматриваться. Какие пухлые губы. Какое красивое тело. Какая нежная кожа. Как заливисто она смеется, когда запрыгивает на меня сзади и щекочет везде, куда может дотянуться... Маленькая безумная засранка.
Однажды вечером поймал себя на том, что дрочил в душе, представляя себе обнаженную Карину, переодевающуюся между номерами танцевального тура... Я много раз видел ее без одежды – но только теперь начал воспринимать как мужчина женщину.
Я влип.
А потом сестренка объявила, что они с Шуриком помолвлены, и я решил, что мне тоже срочно нужны отношения. Максимально серьезные, чтобы выбить из себя всю эту дурь. Так появилась Полина: красивая, смешливая, талантливая, из нашей танцевальной тусовки. Идеальная партия.
Да только толку-то, если я уже влюбился в свою собственную сестру?!
Это вызывало отвращение и ненависть к самому себе.
Я понимал, что это чувство нельзя назвать инцестным, мы ведь не были родными по крови, но... блять! Мы провели вместе гребанных двадцать три года! Я помнил ее в памперсах! Помнил, как она ела ложкой мимо рта! Писалась в постель! Закатывала привычные истерики трехлетки и валялась по полу с красной, опухшей от слез физиономией!
Как. После. Всего. Этого. Я. Мог. Ее. Хотеть?!
Но я хотел. И это взрывало мне мозг.
Два года я скрывал это, как только мог, хотя не обходилось без того, чтобы набухаться раз в месяц или беззвучно (чтобы Полина не услышала) поплакать в душе, надраивая стоящий колом член.
И вот теперь этот разговор о свадьбе, радостно светящиеся глаза Карины, ее претензии ко мне – и я просто не выдержал. Я сорвался и сделал самое страшное, что только могло между нами произойти.
Теперь я просто позорно сбегаю – и собираюсь притворяться, что ничего не произошло. Надолго ли меня хватит – понятия не имею. Но сейчас я возвращаюсь домой, принимаю там горячий душ, хорошенько отмываясь от пьянящего запаха Карининого пота и другого запаха, собранного пальцами между ее бедер, и даже пытаюсь поесть, хотя аппетита совершенно нет.
В какой-то момент мне звонит Шурик, и я сквозь зубы сообщаю ему о семейном ужине в семь часов вечера.