Тамерлан. Дорога в Самарканд - стр. 41
– Зря ты так, ага. Мало ли, какие у проходимцев намерения.
– Если настаиваешь, я выпущу стрелу, и мы на этом закончим!
Колчан за мгновение потерял в весе. Тимур, ставший вдруг живой мишенью, с неприкрытым восхищением любовался ручкой, натягивающей тетиву. Он также мог выхватить меч и быстрым ударом разломать чужое оружие: Аллах свидетель, множество раз ему доводилось проделывать такое с врагами. Но возмущённую девушку Тимур врагом не считал. Лицо, обрамлённое длинными мокрыми волосами, воскрешало старые воспоминания – что-то из юношества, из времён его становления как воина.
– Убьёшь своего жениха?
– Какого ещё жениха? Повелитель четыре дня отсутствует, а уже женихи полезли! Покоя от вас нет.
– Ты не думай об остальных, ага. С соперниками я разберусь.
– Вот ещё! Мне твоя помощь без надобности.
Неизвестно, сколько бы эта перепалка продолжалась, если бы к молодым не выскочили нукеры. Люди эмира Казгана тут же нащупали рукояти мечей и приготовились к нападению, тимуровские, напротив, противно ухмылялись, завидев вождя в компании женщины.
– Аллах, Аллах, разве так гостей встречают? – бросил Хасан, ловя на себе раздражённые взгляды.
– Незваных именно так и встречают, – ответил Мохаммед-Ходжа. – На твоём месте я бы хорошенько подумал, что делать дальше: оставаться или уйти.
– Стоит ли отпускать нас в сложившихся обстоятельствах? Разве ваш повелитель не пропал? – подал голос Тимур.
– Ты что-то знаешь? – Ульджай натянула тетиву сильнее. – Говори, или я убью тебя!
– Госпожа, мы прибыли с мирными намерениями, – вмешался Хасан, не выдержав: ему неприятно было смотреть, как кто-то целится в его эмира. – Перед вами Тимур, сын Мухаммада Тарагая.
– Барласы? – послышалось из уст хорасанских богадуров. Они удивлённо меж собой переглянулись, затем повернулись к Хисрау-Баяну-Кули, единственному, кто мог ситуацию, по их мнению, разрешить. Тот выступил вперёд.
– Не стреляй, ага.
Но девушка и без указаний родича уже опустила лук.
– Я не узнала вас, – сказала Ульджай, и Тимур вдруг обнаружил, что на самом деле она очень устала: устала не телом – душой. Наружная воинственность спала, её место заняло что-то, подобное безразличию, как случается с человеком, который осознал под конец всю глубину трагедии.
– Опальный эмир в наших краях… С какой целью? – спросил Хисрау.
– Я намеревался объединить наши силы с вашими, предложить союз, – рыжеволосый барлас всё ещё не сводил глаз с внучки Казгана. – И в знак добрых побуждений я отправил отряд из Шехри-Себза в Бадахшан, к вашему брату, ага. Дай Аллах, Хусейн быстро подавит восстание.