Тамада. Исповедь с микрофоном - стр. 47
Иштван вернулся в плацкартное купе. Макс презентовал сюрприз – домашнюю настойку на клюкве, заботливо приготовленная тестем в прошлом месяце. Парни накапали по стопочке, и, чокнувшись, опрокинули содержимое. За будущий успех мероприятия. Иштвана чуть трусило от первого его в жизни командировочного выезда, и так кстати, что сладостная теплота настойки быстро обволокла его организм. Парни повторили еще по пятьдесят. Вспомнились случаи из жизни, с которыми непременно хотелось поделиться. С каждой новой рюмкой истории становились все смешнее и красочнее, а женщины в них – буквально раскрепощенные горячие нимфы. Допив бутылку, душа просила добавки, но как резонно заметили парни – завтра ответственный день, лучше хорошенько выспаться. Тем более, что поезд прибывает ночью и когда там они заселятся в гостиницу – непонятно. На том и разошлись.
– Поезд прибывает к станции Снегири через восемнадцать минут. Стоянка полторы. Сдаем белье, быстренько.
Проводница рапортовала привычный текст, вызубренный за годы работы до состояния личного отвращения. Иштван подскочил с кровати, растормошил ди-джея и одеваясь на скорую руку, побежал в тамбур, напяливая по пути второй ботинок. Крайне вредная привычка, которую парень никак не мог бросить – первая утренняя сигарета. Все вместе взятые блага мира и близко не смогут сравниться с затяжкой никотина после сна. Сладостная, чуть дурманящая голову, зараза. Если люди, дымящие от случая к случаю, могут противостоять пагубной традиции утра, то ведущий не был способен сопротивляться. Вообще. Лютая стужа, адовая жара и прочие катаклизмы не могли притупить желание позавтракать дымом. Так же, как и в тот день, когда его любимая пассия назло скурила последнюю сигарету, и парню пришлось топать четыре километра до магазина. Злым и нервным.
Поезд подъезжал к поселку. Снегири – типичное провинциальное поселение, коих в России великое множество. В советское время градообразующим предприятием, обеспечивающим население работой, служил кирпичный завод. Работая на полную мощность, он обеспечивал строительными материалами весь Дальний Восток и экспортировал продукцию ближайшим соседям – Китаю и Индии. Затем произошел развал страны. Если после смены власти завод еще как-то просуществовал несколько лет, то дефолт девяносто восьмого года окончательно уничтожил производство. Закрытие предприятия спровоцировало массовый отток населения на более благоприятные территории, а те, кто остался, приживались к новым условиям. Благо, богатая экосистема тайги, рек и горных хребтов не давали людям умереть от голода. Сначала занимались собирательством – на территории произрастает большое количество редких ягод, грибов, папоротника и женьшеня. Корни последнего высоко ценятся своими удивительными целебными свойствами, используемые преимущественно в восточной народной медицине. Затем сельчане перешли на ловлю осетровых рыб для последующей продажи черной и красной икры. Естественно, никакой документации и гарантийных талонов качества. Апофеозом переориентации местного населения стала охота на медведей. Опасная профессия бывших каменщиков, милиционеров и председателей колхозов хорошо оплачивалась, ведь за медвежий жир, когти, мясо и шкуру отдавали баснословные деньги на черном рынке. Основными бизнес партнерами для снегирей – так в шутку называли местных экспортеров природного богатства, остались китайцы. Бизнесмены из поднебесной скупали весь нелегальный товар, щедро выплачивая авансы и премии. С тех пор в поселке началась новая жизнь. Сытая, ленивая и сезонная. Люди существовали сами по себе, независимо от государственных реформ, организовав внутри поселка местное самоуправление, более похожее на общину. Этакий вариант княжества Монако с королем Валерой из суровых таежных территорий.